За нерушимый блок
17 июня вынужденно прервался мой отпуск. В этот воскресный день проходили выборы в местные советы депутатов трудящихся. Меня включили в состав городской участковой избирательной комиссии. Участок располагался в доме культуры. Голосование проходило с шести утра и до полночи. В половине шестого я уже был на инструктаже у председателя комиссии, начальника дорожного участка Алексея Тихомирова. Нам с учителем иностранного языка средней школы Николаем Михайловым и комсомольской активисткой филиала завода объединения «Планета» Людмилой Егоровой поручили по заявкам избирателей выезжать с переносной урной для голосования на дому.
В окно второго этажа дома культуры выставили динамик-усилитель. На все прилегающие дворы и улицы разносилась весёлая музыка. Под настроение была и солнечная летняя погода. К шести часам на площадке перед высоким крыльцом уже толпился народ. «Трудящиеся спешили подать свои голоса за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Так писали тогда в газетах, подчёркивая высокую политическую активность масс. На самом же деле политическая активность искусственно подогревалась торговлей дефицитом. В буфете при избирательном участке в день выборов «выбрасывали» бутылочное пиво, колбасу, копчёную рыбу и прочие деликатесы. Тут же свободно разливались вина и водка, коньяк и прочие изысканные спиртные напитки, в соседнем зале участники самодеятельности давали концерт, а в парке разворачивались массовые гуляния с частушками и плясками под гармошку. В городе действительно царила радостная атмосфера веселья. И большинство воспринимало выборы, как повод для этого веселья.
Фактически выбора не было. В бюллетене значилась фамилия единственного кандидата. Избиратель подходил к столу, называл свою фамилию, получал бюллетень и шёл опускать его в урну. Член комиссии ставил галочку напротив фамилии в списке избирателей. В сторонке отгороженная прозрачной ширмой – кабинка. Мимо неё проходили, не задерживаясь. На тех, кто отваживался зайти за ширму, смотрели с укором.
- Или вычёркивает кандидата, или портит бюллетень, ай, как нехорошо, - шушукались за столом комиссии.
Большинство опускали бюллетени, даже не заглядывая в них. Аполитичность населения объяснялась не апатией или протестными настроениями. Просто так привыкли. Политикой и идеологией занимались те, кто получал за это зарплату. Сверху в райком спускалась разнарядка по составу местных советов. Сколько депутатов должны быть рабочими, сколько колхозниками, сколько служащими и интеллигентами. Какой процент из них должны составлять женщины, коммунисты и комсомольцы. Затем проводилась соответствующая работа в первичных партийных организациях. В итоге формировался список кандидатов в депутаты. Потом в трудовых коллективах проходили собрания по выдвижению кандидатов из этого списка.
Как правило, с предложением выступал секретарь первичной партийной организации. Его поддерживал представитель райкома. Бывало, что представитель райкома брал инициативу в свои руки. Обычно собрание единогласно голосовало за предложенную кандидатуру. А так как альтернативы внесённому в бюллетень кандидату не было, то и задерживаться у урны в день голосования не имело смысла. Перед закрытием участка для подсчёта голосов ещё раз проверяли списки избирателей. К тем, кто ещё не проголосовал, отправляли гонцов с бюллетенями или опускали бюллетени за непроголосоваших. Зазорным это не считалось, а было обычной практикой. В итоге в выборах в советы принимали участие 99,9 процента избирателей. И этот показатель никого не смущал.
В середине июля на селе, как мы писали в своих репортажах, развернулась сенокосная страда. А накануне, как и всем коллективам, редакции и типографии спустили план по заготовке кормов в подшефном совхозе «Трудовик». Конкретно косить, сушить и стоговать сено, сдавать намеченные планом тонны, нам ни разу не приходилось. Как правило, в рабочее время в совхоз направляли «свободных» от выпуска газеты сотрудников, а в субботу был массовый выезд. На транспорте подшефных хозяйств сотни холмичей отправлялись на поля и луга. Зачастую из-за организационных неувязок задерживались выезд и получение задания на месте. В итоге к работе приступали к полудню, а в пять вечера, а то и раньше, возвращались домой.
- Что проку побродить три-четыре часа с граблями по лугу, - заметил как-то Дмитрий Марков. – Эффект такой помощи ничтожен.
И он выступил с инициативой – взять какой-нибудь объект и сделать его в личное время. Заключить договор и самостоятельно выполнить его, без всякой штурмовщины. Дмитрий Алексеевич поделился своей идеей с директором совхоза «Трудовик» Никитиной. Галине Петровне задумка нашего зама понравилась. Она предложила провести реконструкцию большого старого сарая в деревне Морхово под зерносклад. Это зачтётся как выполнение задания по заготовке кормов. Тут же сформировали бригаду из Леонида Прокофьева, меня, Володи Колесникова, водителя Рудольфа Жеребцова под руководством Маркова.
Тихим июльским вечером редакционный пикап пылил в Морхово. По договору Галина Петровна на время работы обеспечивала заправку нашего «Москвича». Как и обещали, мы за две недели заменили стропила и перекрыли крышу, капитально отремонтировали стены, залили цементом полы. К 1 августа объект был готов. Никитина выдала справку, что редакция и типография выполнили план по заготовке сена. Тем не менее, до уборки картофеля, наш коллектив ещё несколько раз выезжал на совхозные поля скирдовать солому.
В субботу, 4 августа, весь день стоял невыносимый зной. Накануне я отвёз свою Людмилу в родильное отделение. В течение дня несколько раз отмечался под больничными окнами, пока опытные медсёстры меня не прогнали.
- Что ты здесь торчишь, иди с богом! Родит твоя ненаглядная, никуда не денется, зря себя и её изводишь.
Чтобы развеяться, несколько раз сходил на реку. Вечером, после грозы и ливня, жара спала. Я уже собрался в больницу, когда у калитки встретил тёщу. Она стремительно вошла во двор и с ходу радостно объявила
- Поздравляю, дочка у вас, а у нас внученька!
