СВЕРХУ ВИДНЕЙ
Кончалась снежная и вьюжная зима. Март радовал яркими рассветами с бодрящими утренниками, ласковыми солнечными деньками.
- Зарастём скоро плесенью,- сокрушался Виктор Алексеевич, саркастически листая свежий номер. – Не то пишем, не то и не так…
- Что это сегодня с шефом? – недоумевал Марков, взглядом провожая удаляющуюся к выходу фигуру начальника.
Вопрос повис в воздухе. Впрочем, размышлять на эту тему было некогда. Нужно собирать оперативную информацию на первую полосу, писать, читать, править…
Во второй половине дня в дверном проёме появилась Кирилловна, так между собой мы величали секретаря-машинистку Александру Кирилловну Кузьмину, и объявила:
- Шеф в своём кабинете, очень занят и велел не беспокоить, справляйтесь без него.
- Чапай думать будет, - хихикнул Прутковский.
Через несколько дней затворничества Антонов положил на стол ответственного секретаря пачку листов заполненных машинописным текстом. Это был знаменитый рассказ «Кабан», знаменитый произведённым впоследствии фурором. Написанный хорошим литературным языком рассказ читался легко. Героиня повествования простая колхозная доярка, тянущая беспросветную лямку тяжёлого труда, неустроенного быта. Она смирилась с судьбой, беспробудным пьяницей мужем, повисшем на её плечах домашним хозяйством. И отдушиной, настоящим светом в окошке для этой бедной женщины стал заблудший больной дикий кабанёнок. И она выходила и вырастила настоящего огромного кабана.
«Кабан» был опубликован частями в нескольких номерах и получил высокую оценку читателей. Особенно покорила фраза, которую произносил герой «Кабана», осушая очередной стакан сивухи: «Хороша, стерва!» В редакции она стала крылатой. Вдохновлённый литературным успехом автор вскоре выдал очередной шедевр – рассказ «Студень». Сюжет прост. Философствования героя с большого бодуна после встречи нового года. Естественно, все глубокие мысли крутились вокруг похмелья.
Вскоре секретаря парторганизации Маркова вызвали в райком. Ну, вызвали и вызвали, дело обычное. Однако, вернувшись, Дмитрий Алексеевич был явно не в себе. Он со злостью швырнул пальто в кресло, грохнув стулом, устроился за столом и объявил: «Завтра открытое партсобрание. Придёт первый секретарь Квартальнов и повестку он объявит сам». Такого ещё не бывало. Обычно партсобрания готовились заранее, согласовывалась повестка дня, определялись докладчики и выступающие. А тут – сюрприз. Я тогда по молодости и неопытности ещё не смог осознать причину злости зама. Это потом, спустя годы, когда сам окажусь в такой же шкуре, пойму состояние Маркова в тот день.
Назавтра, после обеда, весь коллектив редакции и типографии собрался в тесной общей комнате на втором этаже. Без предисловий Юрий Квартальнов учинил разнос редактору за его рассказы «Кабан» и «Студень», назвав их идеологической диверсией и обвинив Антонова в антипартийном поведении. В заключение своей речи первый секретарь призвал собравшихся осудить подобные явления и впредь такого не допускать. Но осуждать особо желающих не нашлось. Пытающимся вставить слово в защиту шефа, привести аргументы о свободе творчества, о газете для читателей, о художественном достоинстве просто заткнули рот.
- В органе райкома нужно писать не то, что нравится читателям, а то, что нужно райкому, - отрезал Квартальнов.
Попутно он упрекнул Маркова и парторганизацию в политической близорукости и попустительстве чуждым веяниям. Словом, классика жанра.
- Ладно, - подытожил Дмитрий Алексеевич после того, когда участники собрания разошлись, а секретаря увезли на персональной «Волге», - слава богу, обошлось без оргвыводов. Бывает и хуже, но реже. Сверху всегда видней, хотя они, там наверху, приходят и уходят, а мы тут остаёмся.
