Персональный сайт - И смех, и грех…

И смех, и грех…

В канун нового 1979 года Антонов по старой памяти договорился с редактором «Новгородской правды» Владимиром Петровичем Никуличевым о передаче списанных столов и шкафов. На двух грузовиках, арендованных в «Сельхозтехнике», мы с шефом и Леонидом Прокофьевым отправились в Новгород за этой мебелью. Уже почти год наш коллектив обживал новое здание на Советском переулке. Несмотря на щедрые по тем временам подарки от райкома и обкома, в кабинетах не хватало мебели, офисного оборудования. Поэтому любая помощь со стороны принималась с благодарностью.

Отправляясь в дорогу, мы явно недооценили объём предстоящей работы. Поэтому подготовка и погрузка затянулась до позднего вечера. Ближе к полночи мы чуть живые от усталости добрались до курилки. На перекуре решили отправить Леонида Николаевича домой, чтобы пораньше с утречка он организовал разгрузку. Мы с Антоновым остались, чтобы завтра до рейсового автобуса подготовить очередную партию столов для погрузки. Перед новым годом у касс автовокзала толпились очереди. Билетов на наш рейс уже не было, но водитель оказался сговорчивым парнем. Минуя кассу, он выдал нам билеты на стоячие места. Всю дорогу пришлось, скорчившись сидеть на задней платформе, упираясь ногами в сходные ступеньки. Домой я приковылял, не чуя ног и спины от зверского холода и неудобной позы…

4 марта весело отпраздновали широкую масленицу. По идеологическим соображениям общегородской праздник назывался «Проводы зимы». А народ отмечал русскую масленицу. На площади, перед зданиями райкома, райисполкома и управления сельского хозяйства, разукрашенные разноцветными лентами и флажками санные упряжки катали по улицам шумные ватаги ребятни, соревновались лыжники, выступали гармонисты и частушечники. Зима в тот год затянулась. В марте и апреле по ночам трещали морозы, а днём жарило солнце, звенели потоки ручьёв, канав и ручейков. Но, вопреки народным приметам, лето выдалось дождливым и холодным. В середине мая Валентин Егорович Колесников ушёл на пенсию. Антонов предложил мне должность ответственного секретаря.

- Оригинал-макеты делать умеешь, - сказал он, - у тебя должно получиться.

При всей значимости фигуры ответственного секретаря для успешного выпуска газеты, его деятельность ближе к производству, чем к творчеству. Она ограничена стандартами, техническими условиями. Поэтому мы договорились с Виктором Алексеевичем, что моя новая работа не будет ограничиваться макетированием и вёрсткой. Я по-прежнему буду выдавать репортажи, интервью, очерки и корреспонденции.

Много раз, наблюдая со стороны за работой моего отца и Егорыча, я пришёл к элементарному выводу – нужно значительно упростить математические расчёты. Для перевода размера текста оригинала в размер типографского набора считалось количество знаков с пробелами в машинописной строке, затем оно умножалось на число строк оригинала. Получалось количество знаков в тексте. Далее считалось количество линотипных знаков (матриц) в строке формата газетной колонки. В итоге – количество знаков оригинала делилось на число линотипных знаков формата колонки. Получалось количество строк типографского набора. Это число делилось на количество колонок. Получались вертикальные стороны квадрата (бруска), которые отмерялись на бланке оригинал-макета строкомером. Их верхняя и нижняя точка соединялись горизонтальными сторонами. Векторной линией указывалось направление вёрстки от первой строки текста до подписи. Рассчитывались и графически отображались место и формат заголовка. И эта процедура повторялась при размещении на макете каждого оригинала. Каждый просчёт приводил к сокращению или добавлению строк в уже готовом, логически завершённом материале. Это замедляло процесс выпуска, снижало качество публикаций.

Первым делом я попросил линотиписток отлить шаблоны строк на все форматы, машинистку установить постоянное поле на каретке. Затем на основе этих данных составил таблицы перевода текста и разметки заголовков. Для унификации перевёл оригинал-макеты на колонки единого формата. Расчёты теперь стало делать проще, они стали намного точнее. Новая должность позволила расширить кругозор. Я ближе и конкретнее познакомился с типографией. У нас сложились хорошие товарищеские отношения с директором Старорусской типографии Олегом Яковлевичем Анисимовым, мастером Любовью Ореховой. Хорошо знакомая мне по комсомольской юности Галина Егорова теперь носила фамилию мужа Орлова и работала в экономическом отделе головного предприятия. Естественным было взаимопонимание и тесное сотрудничество с коллективом филиала типографии. Моя Людмила в то время заочно оканчивала Ленинградский издательско-полиграфический техникум по специальности техник-технолог наборного производства и по совместительству с основной работой в линотипном цехе была руководителем Холмского филиала.

За стенами редакции и типографии в то время разворачивалась идеологически-пропагандистская кампания, которую Антонов образно назвал эпидемией маразма. По радио и телевизору широко комментировались «гениальные произведения» Леонида Ильича Брежнева. Повсеместно в республиках, краях и областях проходили читательские конференции с привлечением партийно-хозяйственного актива. На них обсуждались недавно вышедшие книги генсека «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Уже тогда наш неизменный и незаменимый лидер представлял жалкое зрелище. Старый больной человек с отсутствующим взглядом из-под мохнатых бровей. Неимоверно напрягаясь, щёлкая вставными челюстями, коверкая слова, он с трудом считывал с бумажки несложные фразы. В его устах слово «систематически» звучало как «сиськимасиськи», а «социалистические страны» - «сосиськи сраны». Какое тут литературное творчество!? В понедельник утром, когда у шефа в кабинете заканчивалась планёрка, заглянул Калмыков. Усевшись в кресло напротив редактора, он загадочно улыбнулся и спросил

- Кто читал книги Брежнева?

- Думаю, их сам автор не читал, - вставил реплику Антонов.

- Неплохо бы организовать отклики, - предложил секретарь райкома, не обращая внимания на слова редактора.

- Подумаем, - за всех ответил Пихо.

- А книжечки почитайте, полезно и поучительно, - заметил Калмыков, выходя из кабинета.

Про отклики, посмеявшись, в редакции забыли. Леониду Ильичу вскоре присудили Ленинскую премию в области литературы, и шумиха вокруг его произведений спала…

Но райкомовский контроль не ослабевал. Особенно он обострился к осени того же 1979 года. То, что произошло, мы между собой образно назвали осенним обострением. Прокофьев проверял письмо родителей воспитанников детских яслей. По итогам он выдал критическую корреспонденцию, в красках описав бедственное положение этого учреждения, особо отметив, что для детского питания не хватает не только дефицитных молочных и мясных продуктов, фруктов, но даже элементарных круп. В редакции на этот материал никто не обратил внимания. К тотальному дефициту продовольствия в наших магазинах все привыкли. Поэтому критика воспринималась как обычная констатация фактов и не более того. В столовых и кафе четверг объявлялся рыбным днём. Так пытались сгладить дефицит мяса. У нас же дома рыбный день не кончался почти круглый год. Дочерей водили в детский сад, где им было гарантировано сбалансированное питание. На это уходила почти четверть моей зарплаты. Стоять в бесконечных очередях в ожидании, когда что-нибудь появится на прилавке, у нас, естественно, не было времени. А покупать свиную тушёнку по коммерческой цене – 10 рублей за пол-литровую банку при моей зарплате, не превышающей 150 рублей, явно не по карману. Поэтому обходились мороженой мойвой, килькой в томате (маленькие дочки называли её красной рыбой), маргарином, крупами, концентратами. В магазинах если что и появлялось, расхватывалось в момент. Что говорить о нашей глубинке, когда лично был свидетелем, как в Новгородском гастрономе толпа чуть ли не с дракой раскупала свиную кожу и коровьи хвосты.

Когда о той публикации про детские ясли уже все забыли, в райком на Прокофьева пришёл запрос из КГБ. Антонову устроили соответствующий разнос, как посмели в год, объявленный ЮНЕСКО Всемирным годом ребёнка, затронуть столь скользкую тему. К чести Виктора Алексеевича замечу, он яростно защищал своих сотрудников от всяческих несправедливых нападок. По его инициативе создавались комиссии по перепроверке опубликованных фактов. И, как правило, он успешно доказывал нашу объективность. На этот раз всю редакцию возмутило, что крайним оказался честно исполнивший свой профессиональный долг журналист, а не виновники выявленных недостатков. Не успел шеф отбиться от этой напасти, как судьба приготовила новый удар.

«Свободный художник» Тищенко по заданию редакции должен был сделать фотопортрет бывшего в пятидесятые годы начальником Холмского отдела милиции ветерана войны Ивана Жегалова в номер, приуроченный к профессиональному празднику сотрудников МВД. Чтобы расположить к себе героя предстоящей фотосессии, наш Саша наговорил ему кучу комплиментов, в которых ветеран увидел обидный подтекст. После съёмки Жегалов написал гневные письма Брежневу, министру внутренних дел Щёлокову и, непонятно почему, в редакцию журнала «Журналист». Естественно, отовсюду по инстанции через обком в райком спустили резолюцию разобраться и принять меры.

Антонов был в ярости. Самое обидное, что скандал возник на пустом месте. На оправдания Тищенко он гневно отрезал

- Прежде, чем языком чесать, головой желательно думать!

Скандал замяли. Жегалов принял извинения, но дать разрешение на публикацию очерка с портретом наотрез и категорически отказался.

Не могу без улыбки вспоминать анекдотичный случай из редакционной практики, произошедший буквально под занавес моей секретарской деятельности. Случалось, что на подвёрстку последней страницы ставили полезные советы или кулинарные рецепты. Их брали из отрывных календарей или женских журналов «Работница» и «Крестьянка». Я полагал, что раз их уже опубликовали, то претензий к содержанию не может быть. Но я ошибался. Оказывается, и в такой безобидной информации может быть политическая подоплёка.

Однажды звонит в редакцию Калмыков и ехидно спрашивает

- Кто подбирает кулинарные рецепты?

- Я, - отвечаю, не чувствуя подвоха.

А сам думаю

- Неужели и в рецепты цензура теперь вникает.

- И что там не так? – интересуюсь.

Ответ буквально ошеломляет

- Да всё!

- Что это за набор продуктов: 5 яиц, полстакана сахара, лимонная цедра, миндаль, грецкий орех, 3 стакана муки, 100 граммов сливочного масла... Ты представляешь, что такое цедра!?

- Бог её знает, - отвечаю, не понимая смысла разноса.

Оказывается, начальству не понравился не рецепт, а то, что миндаль, сливочное масло, а тем более цедра, как и все цитрусовые абсолютному большинству наших читателей были недоступны. Такие деликатесы водились только в столичных универсамах, а муку высшего сорта распределяли по норме и отпускали по спискам. Эти списки составляли и сдавали в магазины председатели уличных комитетов.

- Эта ваша писанина – чистой воды провокация, порочащая совдействительность! Думать надо, прежде чем такое публиковать!

Вот такое указание. И смех, и грех...

В ноябре у Людмилы Виноградовой, которая к тому времени вышла замуж за художника Николая Демидова и носила его фамилию, по возрасту кончался срок работы в аппарате райкома комсомола. По существующей тогда практике, выслуживших срок комсомольских работников переводили в райком партии. Демидовой предложили вернуться в редакцию, откуда её избирали на комсомольскую должность. Возвращаться в отдел корреспондентом она наотрез отказалась. Об этом сообщил Антонов.

- Так в чём проблема? – недоумевал я.

- В тебе, - нахмурился шеф. – С тобой – ответственным секретарём я за выпуск спокоен. А тут вынуждают на твоё место взять Демидову, а тебя вернуть в сельхозотдел.

- И всё? Делов-то! Естественно, из большого дома в рядовые не назначают…

Моя реплика редактора обескуражила.

- Ничего, я ещё поборюсь, - процедил он.

- А мне пофиг, корреспондентом или отсеком, так между собой называли ответственного секретаря. И бороться нет никакого резона, - заметил я.

Действительно, всё новое и интересное на этом поприще было постигнуто. Оставалась ежедневная, монотонная техническая рутина. Работа для измученного хроническими болезнями старика перед пенсией – самое то. Мне тогда, в тридцатилетнем возрасте, совсем не хотелось остаток жизни провести за черчением однотипных макетов, оставаясь промежуточным звеном между редакцией и типографией и одинаково непризнанным ни одной из этих сторон. Тем более что разница в положении и зарплате, чисто символическая. Даже возможности корреспондента в творческом росте многократно выше. К тому же, я никогда не стремился к какой-то карьере. В редакции карьера – слово пустое. Это в партаппарате – чем выше ты по служебной лестнице, тем больше тебе привилегий со всяким спецобслуживанием, надбавками, бесплатными курортными путёвками и тому подобным. В редакции, формально числясь в составе партноменклатуры, фактически, как и вся трудовая творческая интеллигенция, довольствовались обычными окладами от 120 рублей в месяц корреспондента, до 190 – редактора плюс возможный гонорар до 20 рублей в месяц. И за такой гонорар нужно было пахать денно и нощно…

Антонов попытался бороться. Ездил в обком, но, как и следовало ожидать, вернулся ни с чем. Стоило зря копья ломать! Виктор Иванович Кулепётов к тому времени ушёл на пенсию, а сектор печати возглавил Николай Евлампиев, бывший до этого редактором газеты Марёвского района. Честно говоря, в памяти почти ничего не осталось об этом человеке. Я очень мало с ним общался. Один раз в составе Новгородской делегации ездили в Псковскую область обмениваться опытом. Он был руководителем делегации. Побывали в Великих Луках, Невеле, Пскове. Запомнился инструктаж перед выездом к соседям. Евлампиев настоятельно просил не задавать лишних вопросов, не сравнивать уровень производства и жизни, вслух не восхищаться успехами псковичей.

В понедельник, 12 ноября, я сдал секретарские обязанности – показал, где лежали бланки макетов, строкомер, таблицы, забрал свой блокнот, авторучку и вернулся в сельхозотдел. В тот же день в редакцию приехали Евлампиев с ответственным секретарём областной молодёжной газеты «Новгородский комсомолец» Сергеем Брутманом. Он положительно оценил мою работу на этом поприще и дал уроки макетирования нашему начинающему отсеку. После продолжительной личной беседы с редактором Евлампиев зашёл в наш отдел.

- Надеюсь, ты не откажешься помогать новому работнику, - обратился он ко мне.

- Куда я денусь, - ответил, - тем более что Демидова для вас новая, а мы ещё восемь лет назад работали вместе.

На перекурах мы ближе познакомились с Брутманом. Сергей оказался очень интересным оригинально мыслящим собеседником. Спустя годы он станет издателем и редактором первой в области частной независимой «Новой новгородской газеты», оставаясь замечательным человеком, настоящим профессионалом и добрым товарищем.

В обычных хлопотах – поездках по совхозам, публикацией репортажей и статей о ходе зимовки на фермах, подготовки хозяйств к весне, очерков и зарисовок о людях села – завершался год. В декабре разрешился разгоравшийся с весны конфликт редактора с заместителем. В чём суть этого конфликта я до сих пор не знаю. В редакции сложилась ненормальная, не способствующая творчеству ситуация. В райкоме пытались примирить шефа с замом – по очереди и вместе вызывали на душеспасительные беседы, после которых Антонов с Пихо вообще неделями не общались. С каждым по отдельности разговаривал приходивший в редакцию Калмыков. В итоге перед самым новым годом Александр Августович Пихо уволился и перешёл начальником цеха ширпотреба на филиал завода имени Ленинского комсомола.

В январе 1980 года редактор представил нам нового заместителя – Николая Викторовича Михайлова. Хотя в представлении он не нуждался. Мы были хорошо знакомы ещё со школьной скамьи, в один год получали аттестат зрелости. Преподаватель иностранного языка, он был хорошо известен как комсомольский активист и ярый общественник. Викторыч, как стали величать нового зама в коллективе, легко вошёл в рабочую колею. Начал с того, что принёс в свой кабинет старую свободную пишущую машинку и строчил на ней, словно пулемёт. Это для редакции было в новинку. До Михайлова никто не опускался до печатания своих материалов, передавая рукописи машинистке. Но из-за своего ужасного почерка и стремления к независимости, Викторыч сам стучал на машинке, появляясь в редакции с первыми петухами. К началу рабочего дня он сдавал готовые материалы ответственному секретарю и исчезал до следующего рассвета в поисках новых фактов. Как репортёр Николай был бесценным сотрудником, а его способности как руководителя тогда не требовались. Был редактор Антонов, над которым, в свою очередь, стояли райком и обком. Вскоре из редакции в отдел народного образования перешла Зинаида Константиновна Шеляпина. А 31 января на бюро райкома меня утвердили заведующим сельхозотделом.

В редакционной работе для меня мало что изменилось. По-прежнему ездил по хозяйствам, днём собирал материал, встречался с людьми, а дома поздними вечерами, закрывшись на кухне, писал, чтобы утром сдать готовый материал машинистке. Новым стало включение в так называемый партхозактив. Это означало, что к обычным штатным обязанностям в редакции добавлялись общественные поручения. Тогда на период зимовки скота, а в животноводстве это самое сложное и трудное время, весь партхозактив был закреплён за совхозами, бригадами и фермами. И мне поручили курировать Красноклинскую ферму совхоза «Находский». В райкоме партии дважды в месяц проводили собрания, на которых требовали отчёта о ходе зимовки на закреплённой ферме и всерьёз учиняли разнос не за публикации в газете, а за то, что в коровнике ворота не закрывались из-за наледи, вызванной таянием сосулек. В то же время там были и бригадир, и заведующий фермой, и директор совхоза, и секретарь парткома, и целая куча других специалистов. Только с них спросить было неудобно - а вдруг обидятся и уйдут. На место бригадира, доярки или завфермой желающих не находилось, и нагоняй за неудовлетворительное состояние получали подобные мне активисты.

В марте на одном из областных семинаров, посвящённых изучению опыта передовых хозяйств области, во время перерыва ко мне подошёл секретарь областной организации Союза журналистов СССР Валерий Невежин и предложил вступить в эту организацию. Рекомендации мне дали бывший тогда заведующим отделом партийной жизни «Новгородской правды» Владислав Просовецкий и Виктор Фёдоров, который был редактором в Шимске. В том же марте на заседании президиума председатель областной организации, редактор «Новгородской правды» Владимир Никуличев вручил билет члена Союза журналистов СССР.