Персональный сайт - РЕДАКЦИЯ

РЕДАКЦИЯ - МОЙ УНИВЕРСИТЕТ

После выпускного бала я оказался на распутье. А проще, вообще понятия не имел, что дальше делать. Истребителя из меня не получилось, а о чём-либо другом всерьёз думать не хотелось. Мне было семнадцать лет. И с максимализмом свойственным юности я полагал, что на мою последующую жизнь можно поставить жирный крест. Словом, жизнь не удалась. Но предаваться пессимизму особенно не хотелось. В садах и палисадниках буйно цвела акация, по вечерам в парке звучала музыка. Модный тогда Жан Татлян проникновенным голосом ворковал про ночные фонари и звенящую капель, а другой шансонье Сальваторе Адамо надрывно жаловался на падающий снег. В тёмных аллеях местные чуваки гнусавили под вялый перезвон гитар блатные шлягеры и входящие в моду песенки Высоцкого.

В один из таких июньских вечеров дома состоялся серьёзный семейный разговор. Виктор уже второй год служил где-то в Шали, в дивизии легендарного генерала Плиева, о чём с гордостью писал в письмах из армии. Отец с матерью поставили вопрос ребром. Куда мне подаваться с новеньким аттестатом.

- На учёбу у нас денег нет, - сразу расставил все точки отец.

Для меня это откровением не прозвучало. Сестра еще училась в седьмом классе, а брат служил в армии. Мать была домохозяйкой, а отцовской зарплаты хватало еле-еле сводить концы с концами.

- Думать надо о работе. Ты парень умный, - продолжил отец свою речь, - мы с Виктором Михайловичем посоветовались и он ждёт тебя на беседу.
Виктор Михайлович Лукин – редактор районной газеты «Маяк». Через пару недель после того разговора поднимаюсь по скрипучей неустойчивой лестнице на второй этаж редакции. Редактор меня ждёт.

- У нас хорошо работает Николай Кособрюхов, ты его знаешь, - начал беседу Лукин.

Как не знать. Детство прошло на одной улице. Через дорогу от нас жила родная Колькина тётка – Полина Ивановна. Он часто прибегал к ней в гости, и мы вместе играли в разведчиков и шпионов. К тому же Кособрюхов учился в одном классе с моим братом Витей и его друзьями Володей Квасневским, Володей Веселовым и Олегом Антоновым. А брат Олега, Игорь Антонов, был моим другом Гунькой.

- К нам приходит на работу твой однокашник Сергей Цветков, последний год активно сотрудничавший с газетой внештатно, - продолжил Виктор Михайлович. – Попробуй, возможно, и из тебя получится журналист.

Затем он выдал мне книгу профессора Богданова «Справочник журналиста» и попросил не затягивать с ответом. Затягивать мне было незачем. И я ответил согласием. Я тогда и представить не мог, что уже через год буду лично сдавать профессору Богданову основы журналистики на кафедре филологии Ленинградского университета.

15 июля 1966 года началась моя трудовая биография. В тот день моросил нудный дождик и к девяти утра, вооружившись новой перьевой авторучкой и дешёвенькой записной книжкой, в хлябающих от воды сандалетах я стоял посередине общей комнаты редакции на втором этаже. Лукин представил меня и Сергея Цветкова коллективу.

Заместитель редактора, черноглазый красавец Владислав Павлович Просовецкий, скептически прищурившись, осмотрел мою невзрачную фигуру. Скептический прищур, как потом выяснилось за годы тесного общения с этим добрым и склонным к меланхолии человеком, не имел никакой подоплёки. Просто у Владислава, как потом мы звали его, был такой недостаток, от нервов или чего ещё. Сидевший как раз напротив двери заведующий отделом партийной жизни Валентин Егорович Колесников сумрачно посмотрел в нашу сторону и буркнул непонятное приветствие. Человек неуёмного юмора и остроумия Егорыч был в то утро не в себе. На работу в редакцию нас приняли одним приказом. Я тогда ещё этого не знал, а Колесников знал, что меня назначили литсотрудником в его отдел. Ему явно было не по себе со вчерашнего бодуна. До сих пор Валентина Егоровича за пристрастие к выпивке уже попросили с нескольких мест. И возвращение в редакцию для него было третьим, если не четвёртым витком замысловатой жизненной спирали. А тут ещё ничего не умеющего сопляка подкинули. Заведующая отделом писем Маргарита Семёновна Просовецкая лениво скользнула взглядом огромных синих глаз и отвернулась к окну. Наше появление на неё не произвело ровным счётом никакого впечатления. Искренне обрадовалась нашему знакомству Валентина Виноградова. Она была и литсотрудником партийного отдела, и кассиром, и вторым корректором, а по штату числилась вторым корректором. Это уже потом она мне рассказала в доверительном разговоре. А времени для доверительных бесед бывало потом достаточно. Нас с Серёгой на полную катушку использовали как бессменных дежурных и подчитчиков. Под видом обучения всем тонкостям профессии, нам втюхивали самую неблагодарную и муторную работу в редакции.

Первый корректор Нина Георгиевна Козлова восприняла нас по-дружески приветливо. Её весёлые и острые замечания по поводу нашего раннего творчества нисколько не обижали, а наоборот воспринимались с сердечной благодарностью.

Как родного встретила в редакции бухгалтер Елена Васильевна Лукина. Она была однофамилицей редактора. Её муж погиб на фронте. Она одна воспитывала сына Виктора.

А меня знала ещё со школьных лет, когда я забегал к отцу в редакцию. Иначе как деточка и сыночка она нас с Колей Кособрюховым и Сергеем Цветковым не звала. А ещё была уборщица Дина Любомирова, давняя подруга моей матери и знакомая мне с раннего детства. Бессменная машинистка Александра Кирилловна Кузьмина также бывшая в добрых дружеских отношениях с моей матерью и знавшая меня с глубокого детства.
Мне отвели место на первом этаже в пристройке, где ютились ответственный секретарь, мой отец, корректоры Нина с Валей, уголок занимала фотолаборатория, а в тамбуре между пристройкой и типографией был закуток для бухгалтера.

Первый год работы в газете особенным ничем не запомнился. Откровенно говоря, я сам плохо представлял, чем занимался на работе. Редактор лично контролировал мои задания. Егорыч, так звали в коллективе моего шефа отдела Колесникова, давал подробнейшие задания с вопросниками. Выполнение их походило на допрос. Я встречался с человеком и задавал вопросы, подготовленные в редакции, на которые, как правило, получал однозначные ответы: «Да» или «Нет». Интервью и корреспонденции давались при таком подходе с огромным трудом. Возвращаясь с очередного задания, я ломал голову над тем, что писать, фактуры явно не хватало. Я завидовал Коле Кособрюхову. Тот «сосал из пальца» виртуозно. Не гнушаясь прямой и откровенной ложью. Я так не мог. Как не мог преодолеть стеснение и робость при общении с незнакомыми людьми.

И помощь пришла неожиданно. Я перечитал по журналистике всё, что имелось в библиотеке и редакции. Справочник Богданова выучил, чуть ли не наизусть. Но проку от этого было мало. Помогло общение с профессионалами. Виктор Фёдоров и Вячеслав Шанин были антиподами. Собранный и серьёзный Виктор, богемно необязательный Вячеслав. Они и стали моими настоящими наставниками. Витя уже учился заочно на факультете журналистики Ленинградского университета. Поэтому я смотрел на него как на мастера. Они с Шаниным были на десять лет старше, оба отслужили. Виктор на флоте и поэтому у него было среди своих прозвище «Витя – морской окунь». Потом «морской» как-то отстал и прилипло «Витя – окунь». Шанин служил в Группе войск в Германии. Рассказывал много анекдотичных случаев из своей солдатской жизни. Врал, скорее всего. Но уже имел высшее филологическое образование и звание кандидата в мастера спорта по боксу. Он привлек меня к занятиям в им же организованной секции бокса. Успехов на этой стезе я больших не достиг. Провел несколько юношеских боёв, был призёром городского первенства и это – наивысшее достижение. Да бог с ним! Главное – мы накоротке общались с Вячеславом Шаниным. Личностью он был незаурядной. Обладал лёгким пером. Отлично владел языком и стилем. После «Маяка» он сделал карьеру в новгородских и карельских изданиях, написал несколько книг, провёл исследования целебных трав.

- Ты похож на пустоголового мента, когда читаешь вопросы мэтра Колесникова из блокнота, - заметил Вячеслав, когда мы однажды очутились вместе в одной командировке. – Не зря от тебя парторги и бригадиры шарахаются, а симпатичные культработницы и молоденькие колхозные специалистки потешаются и игнорируют. Будь собой, заинтересуй собеседника. Пусть с тобой людям будет хотя бы поговорить интересно.

И он демонстрировал лёгкое и непринуждённое общение с кем угодно. Таким должен быть журналист.

С волнением я оставил блокнот с вопросами шефа в кармане, когда испытал шанинскую методику на молодой агрономше колхоза «Завет Ленина» Шуре Васильевой. Я почти сутки добирался до центра сельсовета, деревни Аполец, а оттуда ещё шагал несколько километров по борам до колхозной усадьбы в деревне Борок. Поэтому наша беседа о делах колхозных полеводов началась поздно вечером. На постой я остановился как раз у Шуриного отца. За столом, освещенным керосиновой лампой, электричество в деревню тогда еще не провели, мы тихо разговаривали. Я откровенно сказал, что вчерашний школьник и ничего в агротехнике не смыслю. Собеседница призналась, что недавно получила диплом и побаивается предстоящей практической работы. Как отнесутся умудрённые опытом старожилы, которые знают её как простую соседскую девчонку, к её указаниям. А как командовать бригадиром, бывшим фронтовиком, потерявшем кисть левой руки при форсировании Днепра. Нелёгкое это дело быть молодым специалистом.

И у меня получилось. Очерк «Первая весна» стал первой моей настоящей журналистской работой, за которую похвалил редактор, а очень требовательный отец отметил: «Так держать!»

Методика срабатывала потом постоянно. Даже когда я порол откровенную чушь, собеседники на меня, как правило, не обижались. Потому что всегда разговаривал с настоящим живым, а не профессиональным интересом к людям, их делам и проблемам, пытаясь понять сложное в простом. Также учил смотреть на вещи Витя Фёдоров. А редактор Лукин требовал не доверять третьим источникам, а видеть всё своими глазами и проверять всё лично. Если ты пишешь о доярке, то изволь в три утра прийти к ней на ферму, побывать на утренней дойке, летом выйти на дойку на пастбище, а уже к полуночи побывать на вечерней раздаче кормов. Ты поймёшь – как даются трудовые достижения, и научишься уважать людей труда, и, возможно, добьёшься взаимного уважения.

Публикации первого года в редакции – репортажи и зарисовки. Репортажи с утренней дойки, весеннего поля, зернотока, уборки зерна и картофеля…

Вторым бзиком нашего редактора была фотография. Сам отличный фотограф, он считал, что репортёр без фотокамеры – нуль без палочки. Поэтому уже в сентябре 1966 года я купил фотоаппарат «Зоркий», по тем временам вполне приличную камеру. Снимал всё, что попадалось в объектив, но на этой стезе успехи были более чем скромными. Хотя фотографию не оставил, но в газете мои снимки появлялись весьма редко.

Одновременно с работой в редакции выполнял общественную нагрузку. На очередной комсомольской конференции меня неожиданно избрали членом райкома, а на первом организационном пленуме членом бюро райкома комсомола. Первым секретарем райкома комсомола была Людмила Матвеева, вторым – Людмила Морозова, сектором учёта заведовала Маша Шеляпина, Виктор Мягков был председателем спорткомитета. Кроме меня, членами бюро были директор открывшегося недавно дома пионеров Людмила Калинина, шофёр Валерий Пихо, инструктор райкома партии Виктор Пляц, помощник военкома капитан Павел Шульга, агроном контрольно-семенной лаборатории Нина Андреева, главный инженер сельхозтехники Виктор Шаповалов.

По заданию бюро приходилось бывать в первичных комсомольских организациях, проводить собрания, организовывать и участвовать в многочисленных субботниках, десантах по ремонту и строительству скотных дворов, зернотоков, уборке льна, картофеля. Особым объектом было строительство дома культуры на месте бывшей тюрьмы, развалины которой «украшали» центр города.

Летом следующего 1967 года я неожиданно легко поступил на заочное отделение факультета журналистики Ленинградского государственного университета. Там я лично познакомился с профессором Богдановым, другими светилами научной журналистики и филологии. Одновременно продолжал постигать мудрость творчества на практике. Это, честно говоря, получалось с переменным успехом. Особенного за этот год ничего в работе не случилось. Не считая успешно пройденного испытательного срока, определённого редактором. К ноябрю – историческому 50-летию Октябрьской революции - сдали новый дом культуры, строили который всей комсомолией, всем районом.

К весне 1968 года, когда мне пошёл девятнадцатый год, началось раздвоение личности. К 23 февраля – 50-летию Советской Армии – мы провели лыжный кросс с эстафетой в соседнее Поддорье. В походе участвовали спорсмены-любители, а лыжами занимались тогда все школьники и знак ГТО (готов к труду и обороне) вручался вместе с аттестатом зрелости. Без сдачи норматива по этому спортивно-прикладному комплексу не допускали к выпускным экзаменам.

Так вот, после того похода у меня стали появляться интересные мысли о смысле моего дальнейшего существования. Как студенту мне была дана отсрочка от призыва на военную службу, и уже год я пользовался этой отсрочкой. Мой коллега Кособрюхов по-наглому откосил от призыва, прикинувшись хронически больным. К тому времени он действительно был хронически больным, больным алкоголиком. Ему за талант это сходило с рук, но с похмелья Коля уже частенько срывал задания, терял блокноты, путал фамилии и географические названия. Я откровенно боялся попасть на тот же путь. Но, в отличие от коллеги, я хотел служить в армии, считал службу почётной обязанностью и своим долгом перед фронтовиком-отцом и товарищами.

С учёбой в университете не клеилось. Постоянного пристанища в Ленинграде у меня не было. На сессиях приходилось ютиться в студенческих общагах-трущобах в стиле раннего Достоевского. К тому же школьного багажа знаний было явно недостаточно, а усидчивости и кропотливой настойчивости не хватало. Поэтому учебный год я заканчивал с плачевными результатами. В июле 1968 года на доске приказов вывесили приказ ректора о предупреждении группы студентов о неуспеваемости. В этом списке была и моя фамилия.

В октябре 1968 года мы торжественно отметили 50-летие комсомола. У памятника Ленину был торжественный митинг. Нам с Виктором Шаповаловым было доверено вмонтировать в цоколь памятника письмо, адресованное молодежи 2018 года. Это письмо лежит там и сейчас, о чём свидетельствует табличка из нержавеющей стали.

В ноябре того же года я поехал в Ленинград, записался на прием к проректору университета прославленному боксёру-олимпийцу Геннадию Шаткову. Он принял меня любезно. Расспросил о делах и планах. Я откровенно признался, что не могу осилить программу, и подал заявление на отчисление.

- Вы не горячитесь, молодой человек, хорошенько обдумайте это решение, - заметил проректор.

- Я все обдумал. Пойду в армию, - заявил я твердо.

- Армия – хорошо, и все же надеюсь на дальнейшие встречи.

Беседа произвела прекрасное впечатление. Меня выперли, но выперли по моей же настоятельной просьбе, выперли, оставив открытой дверь для возвращения.