4. Севернее г. Холм. 3 ад. Зима и весна 1942 г. 1-е ранение.

(Военные воспоминания моего дедушки - генерал-лейтенанта Омельянчука Алексея Тихоновича)


Фронт был рядом, рукой подать, и мы поутихли, прислушиваясь к голосу войны. Перед нами был Холм , где вел ожесточенные бои наш 2 гв.ск , в состав которого входил наш 879 кап трехдивизионного состава ( 1 адн 16 пушек "УСВ-39”, 2 адн 12 гаубиц "М-30” и 3 мад 16 минометов "М-120” ). Первым на фронт прибыл и вступил в бой наш 3-й адн, под городом Холм.

Переправа через Ловать по льду с настилом в районе Снигирево-Раково прошла успешно не смотря на удары авиации и к рассвету наша 11 батарея заняла ОП на притоках р. Шульга (приток Масловка), что впадает в Ловать вместе с р.Загарка. Координаты ОП х=41650 у=86250. Наш НП был на опушке леса перед рекой Шульга. с координатами х=39850 у=86150. Вот точные координаты точки с которой я начал воевать! Командиром батареи был ст. л-т Курило, замкомбата - Я. Рядом были справа 8 , 9 и 10 батареи нашего третьего дивизиона. Перед нами впереди за болотом, в 4-х км виднепся разбитый сгоревший город Холм, с уцелевшей церковью на юго- западной окраине. Дивизионом командовал капитан Бужко, как оказалось потом прекрасный человек и командир, душевный человек, которого мы все сразу же приняли и полюбили. Потом вместо него прибудет майор Дурницкий - ”кавказской” национальности, сущий негодяй, злопамятный и зловредный командир.

Стояла тишина, скрипел мороз и над Холмом вились в небо струйки дыма и пара. Было первое раннее утро войны. Первое, что мы сделали с комбатом - выбрали и пристреляли реперы, один на окраине Холма (до него была дальность 4 км) , другой в центре боевого порядка батальона противника перед нами в 1,5 км, дальность стрельбы была около 3 км., таким образом мы перекрыли огнем все цели в глубину от 1 до 5 км и шириной влево и вправо от оси реперов в 3-3,5 км. Впереди нас находились батальоны полков 33 сд (теперь эта дивизия расположена на о. Сахалин).


Здесь я увидел и ощутил на себе первую смерть. Погиб мой коллега - командир взвода управления 10 батареи л-т Никитин. Мы только начали пристреливать репера (все были на деревьях с биноклями), как вдарил залп по нашей опушке 105 мм немецкой батареи и один из четырех снарядов попал точно в дерево на котором сидел Никитин, прямо в грудь. Когда рассеялся дым мы увидели остатки сосны , срезанной снарядом , а на земле от Никитина остались остатки карманных часов и клочок офицерского ремня, больше ничего, прямое попадание снаряда. Хоронить было нечего! Мы даже не ранены, но потрясены случившимся!

Дивизии 2 гв.ск окружили Холм со всех сторон. Город имел выход на запад по единственной дороге на Локню. Город и дорога располагались на возвышенности, вся местность вокруг утопала в непроходимых болотах. Не хватало корма для лошадей. Начались бои за погреба с картошкой, которые были практически под каждым домом в каждой деревне. Но деревни сгорели, дома люди бросили и безхозные погреба и картошка в них позамерзала. Периодически мы выбивали немцев из домов и забирали картошку мешками. Она была хорошая, но мерзлая. Наши татары и казахи находили под снегом убитых и замерзших лошадей и варили их. Когда лошадь была убита конина была хороша, но если лошадь была дохлая - падаль, заболевали все, кто поел ее хоть немного. Дважды и мне попало кусочек дохлятины, зимой в сильный мороз запаха не слышно, и я отравился, мой желудок просто вывернуло наизнанку . Декабрь, январь, февраль мы просто голодали. Остался только чай и соль. Опыт показал, что больше кружки соленого чая не выпить, вторая кружка извергает из желудка вон и первую. Ходили только вдвоем , голова вверх, шея должна чувствовать воротник, тогда голова не закружится и не упадешь.

В это голодное время стали пропадать лошади, когда их водили на водопой. Ездовые обьясняли это тем, что лошадь погибла от обстрела с самолетов "Ю-87”, которые часто пролетали над нами. И всегда погибала от пуль только одна лошадь , которая шла в котел. Мы заметили, что лошадь погибала и тогда, когда самолетов не было совсем. Послали на водопой офицеров. Гибель лошадей на некоторое время прекратилась, потом и это не помогло. Мы поняли, что лошадей подстреливали не сколько самолеты, сколько сами коноводы, которым потакали и некоторые офицеры. Голод он и есть голод! Голод страшная беда особенно на морозе.

Именно в это тяжелое время ночью к немцам ушла вся разведка 9 батареи, всего 16 человек, в знак протеста против самоуправства комиссара батареи капитана Голубева, который в питании отделился от солдат и использовал для себя лично подболточную муку, которая выделялась на всю батарею. Это был полный конфуз для нашего командного состава. Это был урок войны.

В январе 1942 года, когда мы вместе с 8 гв.сд были в окружении под Ратчинским монастырем, случилось чудо, наша разведка захватила 216 подвод с новогодними подарками для Берлинского пехотного училища и мы лихо отпраздновали новый год по старому стилю. Было много конфет, шоколада, охотничьих сосисок, печенья и чаю. В это время мы получали по буханке хлеба на батарею, который вонял бензином и который мы распиливали на 6 частей, по числу офицеров в батарее. Этот хлеб сбрасывали нам самолеты У-2. От бензина хлеб вызывал сильную отрыжку, которая выходила почему-то даже через глаза, которые очень при этом болели.

Здесь под Холмом я получил первое ранение в голень левой ноги, пулей навылет. Ночью при переходе с одного наблюдательного пункта на другой, никакого боя не было, было ночное прочесывание пулеметным огнем переднего края, что немцы депают каждую ночь от скуки или от страха , дополняя эту трескотню осветительными ракетами. Мы шли друг за другом и вдруг я почувствовал сильный удар по ноге, резкую боль . Оказалось голенище сапога прострелено насквозь , но кость осталась целой. Остановились , перевязали ногу и пошли дальше, мне помог идти мой ординарец рядовой Одновол. На КНП санинструктор обработал рану и уложил меня на нары , где я пролежал до обеда, а затем верхом на лошади поехал в медсанбат , где рану обработали и отпустили в батарею. Через неделю рана затянулась и я вступил в строй в полном здравии. "Жевжик” встречал меня ласковым ржанием. Все обошлось благополучно. Я угостил его кусочком сахара. "Жевжик” был прекрасный умный конь, который меня ни разу не подвел при внезапных разрывах снарядов вблизи от нас, он всегда стоял на месте смирно подо мной, не пригал в сторону от испуга при взрывах вражеских снарядов, хотя сам весь дрожал от испуга.

На мое нещастье "Жевжик” понравился Дурницкому, вновь прибывшему командиру нашего дивизиона (вместо Бужко) , который понимал толк в лошадях. Он сказал, что возьмет мою лошадь себе под седло. Я привел ему старую офицерскую истину: "Жену , лошадь и ружье не передают даже друзьям!”. Он обозлился, я тоже, но не уступил и мы поссорились. После этого началась моя боевая "сладкая” жизнь. Мне поручались сомнительные боевые задачи и всякие мелочи, где легко можно было потерять голову. Я понял, что он меня все же "достанет”. Как-то он велел спешно прибыть мне к нему на КНП в то время, когда мой НП был под огнем немецкой артиллерии. За пять минут я не смог бы преодолеть пешком под обстрелом расстояние в один километр. Мы обсудили обстановку с моим комбатом ст. лейтенантом Курило и он перевел меня на ОП старшим офицером. Прямой контакт был уже исключен, но угроза не миновала. Нужно было срочно "уходить” из дивизиона.

В это время произошел загадочный обстрел ОП нашей батареи. Прямо на позицию упало 12 снарядов и не разорвались. Мы подумали, что они замедленного действия и стали ожидать разрывов, но их не было .Тогда осторожно подползли к ним, место их падения было изрыто и все они лежали там. Они имели яркую красную окраску оживальной части и ярко белую окраску цилиндричекой части снаряда. При этом дна не было и снаряд оказался пустотелым. Мы поняли, что к нам прилетели стаканы от 105 мм агитационных снарядов, которые так нас напугали. Это был опыт войны.

Нам тяжело прививались законы военной жизни, особенно казахам, которые еще и плохо понимали русский язык. Однажды мы ночью подходим к нашей огневой позиции, здесь где то должен быть часовой. Настороженно ожидаем его окрика. И действительно раздается его голос с акцентом "Стой! Кто идет? Пропуск "Мушка” знаешь? Проходи!". Мы рассмеялись от этой глупости, но ведь это был смех сквозь слезы! Вот такие у нас были солдаты в начале войны.

Над нами нависла угроза цынги и было приказано перед принятием пищи пить отвар из еловых или сосновых веток. Он был противен и горек, но пить нужно и нужно заставить это делать всех солдат. Применили простой способ, сначала выпей настойку хвои, потом получишь еду.

Из полка посылали разведку на правый фланг Калининского фронта для выяснения состояния дел на стыке с Северо-западным фронтом, который прикривал и обеспечивал какой-то Партизанский край! Это было где-то севернее Жидовичи, где был стык двух фронтов. Севернее, в сторону Демянска, шли ожесточенные бои с полуокруженной немецкой группировкой, кажется соединениями 16 армии, которыми командовал генерал Манштейн. Замкнуть это окружение не хватало сил и, видимо, умения, хотя туда прибывал даже Г.К.Жуков. Мы с ординарцем Одноволом) верхом выступили в сторону Жидовичи. Вокруг были сплошь сожженные деревни, болота покрытые снегом и сплошные камыши, что говорило о том, что под ними не только клюква, но и вода. Севернее Жидовичи все деревни были выжжены до фундаментов нам трудно было найти даже место для ночлега. Иногда нам попадалась дичь - тетерева, зайцы или лисицы. Вверху было много воронья и сорок, что указывало на большое количество падали под снегом. По мере продвижения на север увеличилась плотность полетов транспортных самолетов "Ю-87,” а ночью слышался гул артиллерийской кононады с направлений на Демянск и на Молвотицу, то-есть справа по ходу нашего движения. Слева от нас, в районе Каменки, также слышалась артиллерийская кононада.

Наконец в центре сплошных болот и перелесков мы наткнулись наконец на "партизан,” если этих вооруженных до зубов и непробудно пьяных людей можно назвать партизанами. Пьяным бурным оргиям со стрельбой и бросанием гранат не было ни начала, ни конца. Весь этот кавардак озвучивали визги и пьяные крики подгулявших полуодетых женщин. Мы около недели искали трезвых партизанских вожаков - командиров в этом "Партизанском краю”, где сохранилась "Советская власть”, которая "прикрывала” правый фланг нашего Калининского фронта! С этим ужасным впечатлением мы вернулись под Холм, в дивизию, в корпус. Обо всем я доложил командиру дивизии. Через некоторое время часть сил корпуса была перегруппирована на север, а 8 гв.сд (Панфиловская) даже нанесла удар по немцам под Чикуново, (севернее Холма 8 км), используя прибывшие к нам на усиления английские танки "Матильда”, которые застряли в снегу не дойдя даже до переднего края, так как имели слишком узкие английские гусеницы.

В феврале наше командование решило атаковать Холм силами одной бригады морской пехоты при поддержке нашего минометного дивизиона ( ? ). По снежному болотистому полю перед городом пошли в атаку развернутые фронтом на город три цепи морской пехоты. Маскхалатов не было и моряки шли в черных бушлатах. Наши три минометные батареи вели бесполезный огонь по двум ДЗОТ-ам противника, из которых немцы уничтожали наши атакующие цепи пулеметным огнем. Наши мины не могли уничтожить ДОТ, облитый водой при 40 градусном морозе. Мины рвались при прямом попадании, как хлопушки, не принося никакого вреда доту. Цепи ложились в снег и снова поднимались в атаку и так несколько раз, пока не были все перебиты. Остановить этот ужас никто не посмел, так как был приказ наступать. Никто не посмел отменить приказ о безрассудной атаке, в которой за несколько часов была уничтожена бригада морской пехоты, около 3000 человек молодых здоровых юношей - цвет нации, ее генофонд. Такую атаку должно поддерживать не 12 минометов, а минимум 400-600 тяжелых орудий. Но это мы поймем только в 1943 году. А пока, набирая кровавый опыт, будем класть солдат штабелями на полях войны! Говорят, если врач дурак, то он отправляет на то свет по одному, и то, все же больного человека. Если дурак офицер, то на тот свет уходят сотни и тысячи здоровых молодых парней. Вот в чем разница между врачем и офицером! Вот почему в офицеры должна отбираться, как и в науку, самая талантливая молодежь! Этого никак не поймет руководство страны. А все цари это хорошо понимали и своих сыновей посылали только в училища!

Уже наступала весна и ОП 11 минбатареи расположились на крутых скатах реки, где никакая артиллерия нас достать не могла. Но здесь произошло событие , которое привело к немедленному усовершенствованию минометов. Во время беглого огня, когда мы "вешали” на траекторию по 15 мин, вдруг в первом миномете не пошла в ствол очередная мина. Я подскочил к миномету на помощь и к своему ужасу увидел, что там внутри ствола уже есть одна мина и мешает входу очередной! А если сработает первая, нижняя, что произойдет тогда.... ?....тогда обе мины по 16 кг каждая рванут на позиции так, что от нас ничего не останется! В один миг погибли бы не менее 26-30 человек. Мы поняли, что родились вторично. Мы приняли грамотные решения сами , доложили по команде, передали наш опыт всем, всем, всем! И тем самым спасли жизни многим минометчикам на всех фронтах. При этом срочно было спроектировано , изготовлено и подано в войска специалное устройство от двойного заряжания миномета при стрельбе. А мы просто клали руку наводчика на ствол и он рукой чувствовал произошел ли выстрел, или нет, и если нет, то не давал зарядить очередную мину. Вот так была изобретена безопасность, сразу, не отходя от миномета!

Над нами часто пролетали транспортные "Ю-87”, которые снабжали Демьянскую группировку немцев и я приловчился обстреливать их из противотанкового ружья. Это было трудно, но один раз мне повезло и я попал в самолет. Радость моя была безграничной, хотя получить гонорар я не мог по многим причинам. Но, я сбил самолет врага, знай наших! Это самоутверждало и придавало сил, уверенности в себе.

При ведении боев севернее Холма в моей батарее произошло трагическое событие. Мы вынуждены были расстрелять солдата - самострела. Он прострелил себе сам кисть левой руки, что легко установили по следам пороховой гари в коже вокруг раны, хотя он и стрелял через рукавицу. Судила его тройка по законам военного времени (командир, комиссар и уполномоченный КГБ). Выкопали яму, завязали глаза, поставили на колени лицом к яме, прочли приговор и выстрелили в затылок, стало всем очень грустно и стыдно. Почему так случилось?

Мы молодые лейтенанты оказались счастливы тем, что попали на участки фронта, где шли оборонительные бои и нам удалось разобраться с правилами поведения на поле боя, правильно реагировать на обстановку, знать где очень опасно, где средняя опасность, а где ее вовсе нет и можно прославиться обыкновенным трусом, что равносильно офицерской смерти в глазах подчиненных. Надо понять, что на фронте все люди сразу делятся на две половины, первая - это настоящие солдаты, достойные уважения и любви подчиненных, умеющие обуздать в себе чувство страха, и вторая половина - это трусы и недостойные уважения личности, пытающиеся любой ценой спасти свою жалкую жизнь, из них выходят предатели и вруны, изменники родины, паникеры и шпионы, которых необходимо уничтожать немедленно, так как они могут погубить любое дело, особенно в бою, на войне, посеять панику и привести к поражению любой коллектив.

Во время обстрела огневой мы очень боялись бризантных разрывов, когда снаряд разрывается в воздухе, задев за дерево ипи ветку. Начался очередной обстрел и я стихийно прикрыл голову, шею и левую часть груди саперной лопаткой. Это спасло меня от очередного ранения. Осколки от снаряда, разорвавшегося над головой, пробили саперную лопатку, ватник, рубаху, но только вошли на миллиметр в кожу левой лопатки и больше сил не хватило. Ранения не состоялось! Я отделался большим синяком у левой лопатки, против сердца, но не был ранен. Тоже великий опыт войны, спасай голову и сердце!

Вспоминаю походы за минами по болотам на дивизионные и полковые артсклады, за 10-15 км, когда уходило 20-30 человек, а возвращалось 10-15 человек. Оставшихся мы потом ходили спасать , что бы не замерзли. Было законом на каждой позиции рубить сруб-баню, копать землянки на скатах, тогда вода стекала, иногда это не удавалось, и тогда каждое утро приходилось выносить по 40-50 ведер воды, а без этого из землянки просто не выбраться. На наблюдательных пунктах было много хуже. Иногда приходилось спать на ветвях елей или сосны, вокруг костра, а утром часовой поднимал на попа всех проснувшихся, так как сами мы встать не могли - замерзали коленные суставы. Ночью часовой следил, что бы мы не загорелись от костра и поварачивал каждого из нас, что бы мы и не замерзли.

Было так сыро, так холодно, еще и потому, что ноги никогда практически не высыхали. Все время на ногах, в движении с одного пункта на другой, и некогда просушить портянки, только поздней ночью, когда досмерти усталый валишься на нары и тут же мгновенно засыпаешь. Что бы как то быстро избавиться от воды в сапогах, мы прорезали в каждом сапоге по две дырки на уровне щиколоток и подняв ноги вверх легко освобождались от воды, не снимая сапог, что было очень практично и даже не портило внешний вид сапог. Голь на выдумки сильна. Но и это не спасло меня от ревматизма обеих голеней, потом обеих ног, который со временем перерос в артрит, а к старости в артроз суставов. То, что потом после войны я подлечил в Черном море, служа в Одесском округе, было утеряно в суровых условиях службы на Дальнем Востоке в 1969-76 годах, где приходилось выдерживать морозы до 52-55 градусов и муссонный климат Приморья, Сахалина и Камчатки, когда все лето идет "один” дождь, с апреля по октябрь!

Прошло немного времени и наш 3 мад перебросили под Жидовичи, на правый фланг фронта, где мы недавно побывали с моим ординарцем Одноволом в "партизанском крае”, от которого остались не лучшие воспоминания. Запомнилась жуткая мартовская погода , снег, дождь, холод, ветер, пронизывающий до костей и даже глубже! А дивизион идет по непроходимой грязи со снегом, непроходимым болотам, на правый фланг фронта, где беспробудно пьет "партизанское прикрытие” нашего правого фланга. Напомним, что руководил нашим славным партизанским движением "великий” маршал Ворошилов, который прославился уже своим полководческим искусством на Северо-Западном фронте, где он бегал по полям с пистолетом и расстреливал всех бегущих, или на Ленинградском фронте, откуда его все же с запозданием убрал Г.К. Жуков (Сталин), иначе они с Ждановым неприменно сдали бы немцам Ленинград.

Здесь мне припоминается трагикомичный случай. Дивизион на лошадях вез технику, приборы и боеприпасы, больных. Верхом были командиры, как и положено по штатному расписанию. Остальные все шли пешком держась за подводы или постромки, части лошадиной амуниции. Марш был изнурительным, моросил осенний холодный дождь. И вот, наконец, привал. Собрались вокруг костра, по-батарейно. Рядовой Вивтоненко произносит для всех по украински: "Я думаю, чого цэ мий вещмишок такый важкый, а тут лежыть цилый кырпич, хтож мени его положыв, та ще и ракетницю? Цэ робота мабудь Тришкина?”, - при этом он берет заряженную ракетницу и прицеливается в Тришкина, который испуганно пригибается. Неожиданно для всех гремит выстрел и Тришкин падает, охваченный огнем, с криком: "Ты меня убил! Ты меня убил!". Все бросились на помощь, спасать Тришкина. Горящая масса осветительного заряда пробила шинель, ватник и рубаху и обожгла половину груди. Вот это была шутка, солдатская, грубая, соленая, глупая, опасная.

Пришла весна, а с ней спасительный березовый сок, заячья капуста (или трилистник), море клюквы освободилось из под снега. Мы поняли, что от голода и цинги, не помрем. Но здесь появилась новая проблема, на чем и как возить минометы и опорные плиты. Ни телеги, ни машины, ни трактора не могли пробраться в район ОП минометов. И вот придумали же вид транспортировки, на "волокушах”. Срубают две березы длиной по 25-30 метров, вершины их скрепляют (связывают), а в корневища впрягают лошадь. На одну волокушу помещают ствол, на другую - опорную плиту и т.д. Это было великое открытие для тех, кто воевал в болотах при полном бездорожье. На параде победы волокуш не показывали, а жаль, они этот показ заслужили. Наступившее потепление заставило нас одеть на валенки деревянные "коньки” - накладки, иначе ходить было невозможно. Сапог не подвезли, а везде уже была вода и снег быстро испарялся на солнце. Сапоги привезут потом, в марте, а мы будем еще месяц воевать в валенках - коньках.

Мы уже поддерживали 8 гв.сд, приближалась весна, а меня снова послали в дальную командировку на станцию Пено и Соблаго, где была база снабжения нашей дивизии. Задание было простое — напомнить о себе, что мы существуем, воюем и требуем снабжение не только минами. Похоже о нас тыловики позабыли. Мы прибыли и заявили, что 879 кап существует и воюет, нас признали. Поездка была не продолжительная, на автомашине ГАЗ-АА. В ходе ее было два приключения. Первое. Мы вместе с шофером Плехановым, от усталости и голода, уснули за рулем и врезались в снежную обочину дорожного каньона. Слава богу экспедиция на этом не прервалась. Второе. От голода при движении туда мы сварили даже ворону, но есть ее не могли, такая она была жесткая и противная. На обратном пути мы везли продукты и чувствовали себя великолепно. Везли тушенку , рыбные консервы, суп-пюре гороховый, чай , сахар и т.п. Полную машину! Ехали не торопясь и приехали в полк к назначенному сроку, сытые и довольные, исполненным долгом и особенно привезенными продуктами.

Источник: 4. Севернее г. Холм. 3 ад. Зима и весна 1942 г. 1-е ранение.: warhistory

СТРАНИЦЫ:

Севернее г. Холм. 3 ад. Зима и весна 1942 г. »

Южнее г. Холм. 2 адн. Весна, лето и осень 1942 г. »

Южнее Холма. Зешки. 403-я цель. Орден. Январь-Февраль 1943 г. »

Южнее Холма. Куземкино. Медово. Гущино. Март-Май 1943 г. »

Южнее Холма. Куземкино. Медово. Гущино. Март-Май 1943 г. (продолжение) »