6. Южнее Холма. Зешки. 403-я цель. Орден. Январь-Февраль 1943 г.

(Военные воспоминания моего дедушки - генерал-лейтенанта Омельянчука Алексея Тихоновича)


Как то зимой мы обнаружили под Зешками по дыму из трубы землянку. Оказалось, что это место дневного отдыха немецкой лыжной разведки. Было туго со снарядами и я придержал дневной лимит - 6 снарядов на батарею в сутки. За четверо суток я сэкономил 24 снаряда и, тщательно подготовив данные для стрельбы с учетом всех поправок, дал первый выстрел (хорошо помню его до сих пор - дальность 9650 метров, заряд полный, траектория проходила точно через мой НП, было слышно шелест снаряда над головой) и увилел его падение - разрыв, небольшой перелет за землянку, метров 50-60. Снарядов было мало и я не стал захватывать цель в вилку и повел стрельбу на совмещение, уменьшил прицел сразу на 50 метров, а не на 100 (вилка) и дал еще один контрольный выстрел. Выстрел последовал, слышен был его звук на батарее, и одновременно в районе роты, прямо подомной, разорвался мой снаряд, и все мы кто был на дереве полетели вниз! К счастью никто не был ни убит, ни ранен, так как взрыватель был замедленный (я то пристреливал землянку). На разрыв выскочил Гончаров и кто был рядом, с вопросом на лицах! Что такое? Ясное дело - снаряд мой! Но почему, в чем причина? Я прекратил стрельбу, доложил о происшедшем командиру дивизиона майору Шеину и поспешил на ОП разбираться со случившимся, туда же отправился и майор Шеин, ведь батарея не могла вести огонь - она потеряла боеспособность. Остаток дня ушел на расследование. Мы быстро установили суть дела. Вот картина происшедшего. Первый выстрел был произведен на скомандованных мной установках, а второй выстрел - сделан зарядом от оставшейся партии, которая комплектовалась только вторыми зарядами (вес пороха в нем был на 110 грамм меньше, чем у первого заряда). Разница в дальности первого и второго заряда составила 1100 метров, а это и было расстояние от НП до немецкого блиндажа. Стрельба была створная и снаряд ударил точно в мой НП. Никто не пострадал только по счастливой случайности - под нами было болото, а взрыватель был замедленный, в итоге снаряд ушел глубоко в болото и там разорвался , осколки ушли в небо , а нас ударила только ударная волна от разрыва. Будь взрыватель "осколочный” разрыв произошел бы при касании о ветку дерева, не достигнув даже грунта, и тогда произошел бы взрыв на высоте 10-20 метров (бризантный), осколки от которого поражают открытую живую силу на дальности до 400 метров. Ясное дело, что от нас и 6-й роты не осталось бы и следов. Мы повторно "родились”. Хорошо, что это понимал только я, Гончаров и Шеин. Кстати, первым орудием тогда командовал сержант Истрашкин, лучший командир орудия в батарее, а старшим на батарее был ст. лейтенант Чигринец, участник войны с финами, у которого я сам многому учился. Как это случилось они не могли ответить даже сами себе! Это был какой-то рок! Таких ошибок больше не было. Огневики всегда работали отлично, образцово. Батарея вела стрельбу так, что в полку поговаривали: "Пятая батарея просто расписывается на поле боя своими снарядами!”. Я был на вершине счастья - лучшей оценки моему умению вести огонь не придумать! Это была оценка моих товарищей, искренних и честных. Мы много стреляли, маневрировали пунктами наблюдения, искали цели даже в обороне. В итоге, за год 5-я батарея израсходовала по противнику в три раза больше снарядов, чем любая другая батарея полка! Это говорит о многом. О том, что мы активно воевали и огнем уничтожали немцев. Но об этом выстреле мы все таки вспомнили в 1943 году, под Смоленском, и мой старший на батарее ст. лейтенант Петров Н. рассказал о том как они пустили снаряд по своему НП, то есть по мне.


Конечно, мы свели счеты с лыжной разведкой в землянке - они были уничтожены в следующие дни. Я израсходовал на прямое попадание 19 снарядов, только девятнадцатый снаряд дал прямое попадание в блиндаж и разведка была уничтожена, утром, во время отдыха, после возвращения с боевого задания по нашим тылам. Как ни ювелирничал при стрельбе наводчик, выбирая мертвые хода механизмов наведения у гаубицы, но все же точнее не получилось, больно большая была дальность стрельбы и большое рассеивание. Правда за "перерасход” 6 снарядов командир полка майор Хмелевой приказал удержать с меня при выплате зарплаты по 75 рублей за каждый снаряд. Так что уничтожение немецкой лыжной разведки мне обошлось в 450 рублей. Интересный был у нас командир артполка! Ничего не скажешь!

В эту зиму мы еще раз здорово подловили немцев, которые устроили утреннюю физзарядку прямо у нас на виду, но с моего пункта мы их заметили через верхушки сосен. Откуда там, так много их собралось голых по пояс? Когда я их увидел там в таком количестве - у меня от радости дух перехватило. Главное было не упустить, не спугнуть, не прошляпить, не разогнать в ходе вялой пристрелки. Перенос огня от репера и стрельба на рикошетах, вот решение задачи. Рикошеты могли не получится, большая дальность, но цель была на скате в сторону реки Ловать, это помогло. Я пристрелял телефонный столб в стороне от заманчивой цели и потом перенес огонь на цель скомандовал "По 6 снарядов на орудие, беглый, огонь!” Все получилось. Получились рикошеты, получился точный перенос и 24 рикошетных разрыва в одну минуту по 23 кг в каждом, с осколками поражающими на расстоянии до 400 метров решили задачу полностью, группа была уничтожена с гарантией! Этот огневой удар наблюдал офицерский "секрет” командира 6 роты капитана Гончарова у деревни Зешки. У нас был полный триумф, эти фрицы противостояли прямо нам, нашей роте, нашему батальону! Сколько жизней наших солдат было спасено! Это был мой прямой вклад в общее дело войны.

Над нами все чаще и чаще стал летать немецкий самолет - разведчик "Фокке-Вульф 194” или как мы его называли "Рамма” (за двойной фюзеляж). Маскировка наших батарей была очень хорошей. Я провел одну очень эффективную стрельбу по цели №403 (105 мм трехорудийная батарея), накануне праздника, в средине февраля 1942 года и фактически уничтожил батарею, так как все три орудия были разбиты прямыми попаданиями и были уничтожены все или почти все боеприпасы выложенные на ОП, было два попадания в блиндажи - землянки. Я доложил в штаб дивизиона об уничтожении немецкой батареи. Расход составил 90 снарядов. Эту удачу я посвятил очередной годовщине Красной армии. Стрельбу наблюдал лично с моего НП начальник разведки нашего 2 дивизиона лейтенант Стриженов Г.И., что и подтвердил письменно. Кроме того, мою стрельбу по батарее наблюдали и командир дивизиона майор Шеин и командир роты капитан Гончаров, которые мне позвонили и поздравили с успехом, с победой!

Разгром 403-й батареи был первый заметный успех дивизиона и полка, который наблюдали все, да еще накануне праздника Красной Армии. Успех батареи был отмечен орденом "Красной звезды” командиру батареи и тремя медалями "За отвагу” командиру взвода управления, командиру отделения разведки, командиру отделения связи. Это был первый орден в полку. Мы, я и Стриженов, после этого ездили по батареям полка и передавали "свой опыт борьбы с артиллерией противника”, которого у нас еще не было. Вскоре полку было присвоено почетное звание "Гвардия”. Значки "Гвардия” поначалу были вручены всем офицерам полка, но все солдаты 5-й батареи тоже получили почетный значек и это было всеобщим признанием ее боевых заслуг всем полком, всем корпусом и его командованием - командиром которого тогда был генерал-майор Ксенофонтов (который был до войны военным атташе СССР в Турции). Он же потом лично вручал мне орден "Красной звезды”, которым я был награжден, в присутствии майора Шеина, лейтенанта Стриженова и тех, кто был награжден медалями "За отвагу” - лейтенант Жариков, сержант Сербин и командир отделения связи (ф.и.о. не помню). Я не мог пожать в ответ руку, так как она была забинтована (при катаниях на санках я порезал пучки 2,3,4 пальца о выступ железа и шрамы сохранились до сих пор). Тогда мы выпили по стакану настоящего шампанского, прямо там, в лесу, на командном пункте 2 гв.ск.

С уничтожением 403-й батареи связано одно интересное событие. Сразу после разгрома немецкой батареи на КП 33 сд в районе Лосиная Голова, (что в 7-8 км восточнее-юго-восточнее г. Холм и в 15-20 км от моего КНП) появился подполковник К. Симонов - военкор фронтовой газеты и вызвал меня для интервью, куда мне было приказано срочно прибыть. Была холодная февральская ночь, падал снег и мела поземка. Я вскочил верхом на своего верного "Жевжика” и к полночи был на КП - в штабе дивизии, где меня уже ждал журналист-военкор. Он мне не понравился. Мы сидели в теплой землянке медсанбата, я отогревался от холода, так как проскакал верхом по морозу около 20-25 км и весь промерз, а напротив сидел самовлюбленный и самодовольный, сытый и разомлевший от тепла, военкор подполковник К. Симонов. Разговор не клеился и я сухо поведал ему о прошедшем событии. Сухо распрощавшись я тут же уехал к себе на КНП, куда прибыл к утру - к 6-7 утра, поел, попил чая и лег спать. Какое же было наше удивление и возмущение, когда в очередном номере фронтовой газеты появилась статья К. Симонова "Разгром фашистской батареи”, где что ни слово то ложь. Ложь, что при этом уничтожено до 400 фрицев и рассеяно до 1000 фашистов! Я возмутился, тем более что ребята над этой ложью подтрунивали и шутили. Об этих разговорах прослышал комиссар дивизии и сказал мне словами великого Суворова "Чего их считать, пиши больше, тем лучше для нас!” На этой шутливой ноте и прекратили проблему связанную с военкором К. Симоновым. Но горчинка все же осталась на всю жизнь, как память об этой встрече на фронте. Потом мне не понравились и его "Дни и ночи”, где все было здорово и хорошо, где все у нас получалось в красном цвете.

Здесь нас посетил маршал Чойболсан. Уже приближалась весна, был февраль. Мы выглядели просто безобразно. Грязные шинели, обгорелые валенки на деревянных колодках, без них не пройти по мокроте и лужам. И тут гости, да какие! Но знай наших, мы всех одели в новые белые маскхалаты. Приехал Чойболсан ко мне на ОП вместе с командиром полка майором Хмелевым. Я рапортовал и поднес ему боевой снаряд и мелок. Батарея была приведена "К бою!” Он написал что-то на снаряде (по монгольски) и мы дали по цели № 404 четыре снаряда на орудие, беглый огонь, то-есть выполнили команду "Батарея, 4 снаряда на орудие, залпами, огонь!” После этого наш "мудрый” командир артполка Хмелевой приказал доложить результаты огня? Команду передали на НП Жарикову. Я заволновался, сообразит ли он с ответом на такой глупый вопрос! Через несколько секунд от Жарикова последовал четкий доклад "Разбит блиндаж, уничтожена автомашина и до 10 фашистов!” Я был в восторге от этого ответа, от этого доклада. Какой же умница мой лейтенант Жариков! Такой был "умный” у нас командир полка - знал, когда и какие вопросы задавать и какие требовать доклады!

Приезд Чойболсана был отмечен орденом "Красного знамени МНР”, врученному моему КОР сержанту Сербину, да роскошными подарочными шубами для всех офицеров батареи, которые были очень хороши, но их мы вскоре сдали на склад в связи с приходом весны. Орден планировался мне, но я только что был награжден орденом "Красной звезды” за уничтожение 403-й батареи.

С Хмелевым связан и еще один каверзный случай на моей ОП. Мы держали под огнем единственную дорогу на Холм, по которой немцы снабжали город. Моя батарея доставала до этой дороги и мы охотились за каждой машиной, для чего Первое орудие всегда было нацелено на поворот дороги у отдельного дерева, установки пристреляны и орудие всегда заряжено. Возле него рядом находился часовой, который должен был дернуть за шнур по сигналу с НП и гаубица проводила выстрел по автомашине. Все это всегда было в боевой готовности. Но случилось так, что проезжая мимо огневой и никого не предупредив, на огневую заехал командир полка и прошел мимо часового к Первому орудию и без всяких вопросов дернул за спусковой шнур орудия - грянул выстрел, на полном заряде, орудие было в капонире, мороз и тишина усиливали звуковой эффект от неожиданного выстрела, и майор Хмелевой не устоял на ногах, свалился на землю на глазах у часового. В следующую секунду он был уже на коне и покинул ОП 5-й батареи! Мне об этом ни звука. Я узнал об этом по докладу старшего офицера на батарее лейтенанта Петрова Н.

На ОП под Приброды моя батарея была засечена немецкой звуковой разведкой и после пристрелки накрыта огневым налетом 155 мм снарядами из района Тараканово. Противник выпустил около 400 снарядов по батарее. ОП располагалось на опушке огромной осиновой рощи. Я в это время шел пешком с НП и подойдя к огневой на 2-3 км увидел процесс пристрелки и переход на поражение. Когда все кончилось мне стало жутко - батарея уничтожена на моих глазах, мне было страшно возвращаться. Роща вся была уничтожена, только одинокие деревья торчали в небо изломанными стволами. Земля была перепахана разрывами 50 кг фугасными снарядами . Среди этого разгрома валялось несколько неразорвавшихся снарядов и дымилась перепаханная земля. Стояла мертвая тишина, было жутко. Оказалось, что эллипс рассеивания снарядов полностью накрыл огневую. Орудия были в глубоких окопах и прямого попадания ни в один из четырех окопов не было, все гаубицы целы! А люди? Землянки для людей располагались по оврагу справа под углом назад и не попали под эллипс рассеивания снарядов. Ни один снаряд не упал даже вблизи землянки. Это было просто чудо, батарее повезло, никто не погиб! Но мы не могли найти рядового Вивтоненко, он стоял на посту у 4-го орудия? Там вся земля была перепахана несколько раз. Мы все долго искали пока наконец нашли остатки солдата , разорванного на куски и приваленного землей в окопчике-щели слева от орудийного окопа 4-го орудия. Солдат не покинул своего поста даже при обстреле и погиб как герой. Слава рядовому Вивтоненко храброму сыну Украины! Мы снова и снова убедились в том , что значит окопы, что значит верная земля! Это жизнь солдата на войне! Все это поняли, все это прочувствовали! Я немедленно сменил ОП батареи и задумался над эффективностью звуковой разведки! Огневые я перевел на берег реки Малый Тудер, что у деревни Князево, здесь дульная волна при выстреле шла вдоль реки до самого Холма и засечь меня было невозможно, что и подтвердилось в последующем. После этого я всегда располагал ОП по извилистым берегам рек и немецкая звуковая разведка была бессильна! Это была большая победа, но наощупь. Потом, уже в академии, после войны, у звукометриста Таланова я понял суть дела на научной основе. А сколько наших батарей погибло в борьбе с немецкой артиллерией, не зная этой премудрости. Мы применяли еще один, но дорогой, способ запутывания немецких звукометристов - метод заигрывающего орудия, которое располагалось в 200 метрах на фланге от основной ОП и стреляло вместе с ними.

На новой ОП у нас произошло ЧП (такое же ЧП поизошло и в 6-й и 7-й батареях тоже) при выстреле на полном заряде оторвало около полметра ствола у первого орудия, при этом убило 4-х человек, весь дивизион потерял боеспособность. Начались расследования фронтового звена. У меня при выстреле еще одно орудие вышло из строя - оторвало конец ствола. Положение было невыносимым. Причину быстро нашли фронтовые артвооруженцы. Оказалось нам попала партия снарядов, укомплектованная взрывателями ГВМЗ-2, вместо взрывателей РГМ-2. Первые шли для минометов и кто-то решил проэксперементировать, применив их для гаубиц и получил гибель людей и орудий. Этих взрывателей мы больше не видели. Кого следует наказали, а людей не вернешь.

На этой позиции произошли два интересных события, которые запомнились мне. Первое это обстрел батареи с помощью самолета-корректировщика. Погиб снова часовой, который стоял у первого орудия, а когда начался обстрел он перебежал в воронку от только что разорвавшегося снаряда. Он погиб от бризантного разрыва снаряда в ветках высокой сосны. Вся батарея скрылась в землянках, которые были снова справа сзади фронта батареи под прямым углом. Только долго искали и наконец нашли комиссара батареи майора Евсеева, который при обстреле побежал не в землянку, а в лес и врезался головой в сосну, разбив до крови себе лицо. Это привлекло всеобщее внимание солдат и я поставил вопрос о переводе такого "храброго” комиссара в другую часть, что и было выполнено, тем более что он страдал и другим недостатком - изымал подболтошную муку из солдатского котла себе на блины, что было вообще недопустимо при нашем скудном питании. Вторым событием было лечение от сна телефониста Шендеровича, который вечно засыпал при ночном дежурстве с телефонной трубкой у уха. При ночном дежурстве на НП недопускалось вызывать ОП или НП звонком (крутить ручку индуктора), только голосом и только один раз, так как было слышно немцам, пункт располагался буквально в 100 метрах. Неоднократные предупреждения не имели никакого результата, Шендерович снова и снова засыпал и на запрос не отвечал. Петров где то узнал что Шендерович смертепьно боится холодной воды и никогда не умывается холодной водой, тем более снегом. И вот при очередном взыскивании Петров заставил Шендеровича раздеться до пояса и облил его ледяной водой из проруби. Эффект был потрясающий, Шендерович больше никогда не засыпал и я перевел его на НП, к себе, телефонист он был хороший.

Источник:  6. Южнее Холма. Зешки. 403-я цель. Орден. Январь-Февраль 1943 г.: warhistory

СТРАНИЦЫ:

Севернее г. Холм. 3 ад. Зима и весна 1942 г. »

Южнее г. Холм. 2 адн. Весна, лето и осень 1942 г. »

Южнее Холма. Зешки. 403-я цель. Орден. Январь-Февраль 1943 г. »

Южнее Холма. Куземкино. Медово. Гущино. Март-Май 1943 г. »

Южнее Холма. Куземкино. Медово. Гущино. Март-Май 1943 г. (продолжение) »