псковская старина

Е.Л.Томановская (Дмитриева) – российская комета в небе Парижа

Не так уж много иностранцев пришли на помощь восставшим пролетариям Франции в 1871 году. Перечислить из них российских эмигрантов – хватит пальцев одной руки. Коммунар Луи Барон записал в дневнике 23 мая: «На рассвете отряд воинственных женщин, с ружьями на перевязи, … появляется для защиты коммунального дома. Во главе их, как капитан, шествует княжна Дмитриева с длинными волосами, развевающимися по ветру, с грудью, покрытой красным шарфом». Отважной россиянкой-«капитаном» была Елизавета Лукинична Томановская-Дмитриева, которой в том грозном мае исполнилось всего 20 лет…

Жители Псковщины вправе считать её своей землячкой, так как родилась и подрастала она в селе Волок Холмского уезда, входившего в ХIХ веке в состав Псковской губернии. Ныне усадьба Волок, расположенная в бассейне рек Ловать и Кунья, относится к Тверской области. Но от псковской границы до неё всего-то 15 километров…

ПОКЛОННИЦА И АГЕНТ МАРКСА

Впервые имя Дмитриевой появляется не в воззваниях женских организаций Парижа, ею подписанных, а в документах Первого Интернационала, Международного товарищества рабочих. Его Русская секция возникла в Женеве в 1869 году. Накануне 17-летняя Лиза со своим мужем, полковником в отставке М.Н.Томановским, совершала первое заграничное турне. Муж был вдвое старше Лизы и болел чахоткой, так что есть основания считать их брак фиктивным. Проводив супруга на родину, она внезапно решила поселиться в Швейцарии и заняться политикой.

Вскоре по поручению основателя Русской секции народовольца Н.И.Утина Дмитриева (то была её конспиративная фамилия) становится связной между Женевой и Лондоном, где обосновался Генеральный совет Первого Интернационала.

Приехав в столицу туманного Альбиона 12 декабря, молодая россиянка знакомится с Карлом Марксом и становится желанным гостем в его семье. Годом раньше Маркс писал: «Каждый, кто сколько-нибудь знаком с историей, знает также, что великие общественные перевороты невозможны без женского фермента». До начала восстания в Париже, куда Елизавета прибыла уже как агент-информатор Карла Маркса, оставалось три месяца.

При этом связная выступает анонимно как «хорошо осведомленная особа» из Лондона. Лишь в 1906 году историк Парижской Коммуны Джеймс Гильом расшифрует: «Эта особа было Дмитриева, друг Утина, русская еврейка, как и он сам. Госпожа Дмитриева, известная также под именем гражданки Элизы, - фанатическая поклонница Маркса, которого она называет, в стиле синагоги, современным Моисеем. Она только что пробыла некоторое время у Маркса в Лондоне и затем поехала в Женеву, по-видимому, снабженная конфиденциальными инструкциями».

Западные историки конца ХХ века подтвердят, что Маркс более похож не на ученого-социолога, а на апостола Павла, миссия которого началась с видения по дороге к Дамаску. Они заметят, что написав в 1844 году антисемитскую статью, идеолог пролетариата словно бы защищал самого себя: смотрите, он – не еврей, он – интернационалист. Историк Гэри Норт убеждён: «Марксизм – понятие религиозное, это религия революции»…

ТАКИЕ РАЗНЫЕ РОДИТЕЛИ

Бакунист М.П.Сажин, общавшийся с Дмитриевой в Париже, отметит семитскую внешность своей знакомой. Она имела чёрные вьющиеся волосы и выразительные черные глаза. Высокая, стройная «гражданка Элиза» была если не красавицей, то женщиной привлекательной. Бельгийский социалист Брисме всякий раз, когда вспоминал о Дмитриевой, темпераментно восклицал: «О, чёрт возьми, как она прекрасна!»

Мы можем предположить, что героиня Парижа была похожа на свою красавицу-мать. Эта добрая сестра милосердия, прибывшая на Псковщину из Прибалтики, хорошо владела немецким и латышским языками. Судя по написанию её фамилии (Каролина-Доротея Троскевич), она могла быть полячкой. Но польского языка не знала, зато умела разговаривать по-еврейски. Молодая мещанка Троскевич, поступив на службу к уже стареющему помещику-дворянину Луке Ивановичу Кушелеву, за 13 лет родила от него пятерых детей. В том числе Лизу.

Кушелев жил в своей усадьбе Волок Холмского уезда в разъезде с женой и тремя законными дочерями. А прижитых ребятишек называл «воспитанниками». Он гордился своей родословной, восходившей к 1471 году. Тогда «Севастьян Кушелев послан был Иваном Великим в Псков собирать псковскую рать против новгородцев, которую он привёл к великому князю на берега Шелони» (по записи в родословной книге).

Отец Луки Ивановича, дед Лизы, был сенатором при императоре Павле Первом и тайным советником при Александре Первом. Жизнь при дворе в Петербурге, а может быть, и мотовство трёх сыновей, служивших в армии, расстроили состояние сенатора. И когда Луке Ивановичу было 32 года, за отцом числилось в Псковской губернии всего 109 душ крестьян. Разбогател майор егерского полка Л.И.Кушелев, лишь выгодно женившись на 16-летней А.Д.Бахметевой.

Изрядно угнетавший крестьян помещик Кушелев был жестким по характеру и корыстолюбивым. И потому его семейная жизнь очень скоро расстроилась. Лишь за три года до своей кончины он узаконил связь с Каролиной, так что побочные дочери не остались бесприданницами…

Первый биограф Е.Л. Томановской-Дмитриевой, а именно, И.С.Книжник-Ветров долго размышлял, что именно привело Лизу, получившую хорошее домашнее образование, к увлечению идеями социальной справедливости. Ведь труды Маркса до глухой провинции не доходили. Его, как и всех советских исследователей женского движения, устроило предположение, что она могла начитаться статей революционного демократа Чернышевского.

НА ЖЕРТВЕННИКЕ КОММУНЫ

Семьдесят дней Парижской Коммуны Е.Л.Томановская-Дмитриева, пожалуй, вспоминала всю жизнь. Ведь это был её звёздный час. От ЦК Союза женщин она воодушевленно выступала во всех округах Парижа. Когда полы её черного манто эффектно раскрывались, всем обнажались красный шарф и маленький револьвер.

Темы её речей – о гражданской войне, о Коммуне, о предательстве Тьера. Они были внушены Бенуа Малоном, членом ЦК Национальной гвардии. По мнению упомянутого здесь Сажина, Дмитриева была интимно близка с Малоном. Впрочем, шлейф сплетен всегда тянется за яркой женщиной. Даже шпион Тьера в командовании Коммуны, полковник Барраль де-Монто доносил парламентской следственной комиссии: «Госпожа Дмитриева – любовница Урскина [ так искажена здесь фамилия Николая Исааковича Утина – ГЕ ], председателя Женевского комитета Интернационала. Он держит в своих руках Комитет женщин… Комитет был под руководством одной Дмитриевой и работал только на Интернационал».

На жертвеннике Коммуны Елизавете Лукиничне было, скорей всего, не до сердечных или телесных утех, хотя Малон явно был её поклонником. Она сообщала в Лондон в конце апреля, что очень больна бронхитом и лихорадкой. И добавляла: « Я жду смерти в ближайшие дни на баррикаде, … думаю, что всё зависит от случая».

«Русской княжной» заинтересовались и российские дипломаты. Через месяц после поражения восставших секретарь русского посольства в Париже писал: « Какова судьба этой сумасшедшей? Казнили ли её среди других, не установив личности? … До сих пор невозможно узнать что-либо на этот счёт». Агент царской жандармерии сообщил из Франции, что Дмитриева «присуждена к ссылке в крепости». Наконец, случился и курьёз. Кто-то из агентов царя посчитал женщину-легенду Гончаровой, одной из сестер жены А.С.Пушкина! И якобы помог ей бежать из Парижа убийца поэта Жорж Дантес, тогда и в самом деле здравствовавший сенатор и генерал Франции.

Между тем случай, а скорее Всевышний, и впрямь хранил отважную россиянку. Получив ранение в боях, она ускользнула от версальцев и благодаря своему паспорту с фамилией Томановская незамеченной вернулась в Женеву, а осенью – в Петербург…

ОНА ЛЮБИЛА ЗВЕЗДЫ

Мужа бывшая коммунарка застала умирающим от чахотки и оставила его на руках возмущенных её поведением Томановских. Она знакомится и тотчас влюбляется (впервые в жизни?) в своего ровесника Ивана Давыдовского, промотавшего своё имение дворянина. Рожает от него двух внебрачных дочерей, которых воспитает так, чтобы они ничего не знали о революции, о прошлом матери.

Утин, проведав издалека об увлечении «дочери нашего полка» (его слова!), собирает сведения о Давыдовском и убеждает её, что тот «всегда был негодяем», умоляет избавиться от «иллюзии». Но психически надорванная революционным порывом женщина остаётся со своим неудачливым избранником. Она регистрирует брак с ним, когда тот был уже под следствием по делу мошенников – «чёрных валетов». До конца жизни она останется убежденной, что Давыдовский был невиновен, что его подставили уголовники. Вслед за осужденным мужем с двумя дочерьми мчится в Сибирь…

Прожив в сибирской глуши четверть века, Томановская-Дмитриева-Давыдовская замкнулась в себе. Ведь ссыльная колония политических считала её прошлое подозрительным. Дышавшие идеей народного счастья люди и в мыслях не допускали, чтобы «секретарь Маркса» и боец Коммуны связала свою судьбу с уголовником.

Самоизгнанница терпеливо вела домашнее хозяйство, ухаживая за коровой и лошадью, тогда как муж не обременял себя «мелочами быта». В редкое свободное время она о чём-то много писала, сидя в избе под православными иконами. И любила целые ночи проводить во дворе, даже на морозе, глядя на звёзды. Оттого многие посчитали её ненормальной.

Когда Давыдовский отбыл срок, то ушёл из семьи. Дмитриева через Москву в 1905 году перебралась в до боли знакомую ей Женеву, чтобы дать уже 30-летним дочерям образование. Около 1909 года втроем они тихо вернулись в Москву. И с тех пор о них ничего не известно. Правда, их имена в 1916-1917 годах ещё мелькнули в книгах прописки Москвы (эти книги в те годы печатались). Но даже когда конспирация была совсем не нужна, российская героиня Парижа не объявилась…

Энтузиаст библиографии И.С.Книжник-Ветров (настоящая фамилия Израиль Самойлович Бланк) взывал к Давыдовским в 1929 году со страниц газеты «Правда» с просьбой откликнуться. Использовал он и другие периодические издания для этого. Но всё было тщетно. Странное семейство словно бы вознеслось на небо, превратившись в звёздную пыль…

ИСТОЧНИК