«Мы сражались в восточной Пруссии...»

Теперь мы были совсем у цели. Я хотел пристать к Березово, походить по местам, описанным Костровым... Он посвятил этой деревни 3 очерка - уже упоминавшийся «поход с Казаковым», «Глубинка. Отчет об одной командировке» и «Снова мы у себя в Березове». В последнем очерке Марк Леонидович описывает свое возвращение в родное село... Скорее всего, последний очерк - писательская фантазия. Известно, что Костров рос в Ленинграде, а в Новгород переехал лишь в конце 50-х годов.

...Я разочарованно вглядывался в дикие и пустынные берега Ловати. Неужели мы не найдем деревню, где Костров с Казаковым прожили пару недель?.. Ведь сама деревня существовала! Здесь Горышин на рубеже 60-70-х годов купил себе дом. Здесь же Костров с Казаковым занимались рыбной ловлей. В Березово Костров пытался вылечить своего приятеля от алкогольного недуга. Марк Леонидович обратился к сыну местного «колдуна» Федорова; Костров просил его заговорить Казакова... Хотя Федоров-младший от отца знахарство не перенял, но все же вытащил откуда-то из-под обоев бумажку с заговором... Казаков покорно читал непонятные слова - хотел излечиться от недуга. Увы, не помогло. Жить писателю оставалось немногим более 6 лет...

Пока над Ловатью висели дожди, Костров сходил за 7 км в соседнюю деревню Блазниху, где был медпункт. Там он купил бинтов и прочих мазей для вывихнутой Казаковской ноги. Вдобавок получил на почте деньги из Ленинграда - их прислал тот самый Горышин, в доме которого они остановились.

Костров описывает одинокую безымянную могилу в виде пирамиды со звездой, стоявшую на пригорке. Костров предположил, что это могила поэта Смелова - ветерана войны. (Предположение оправдалось: тогда же блазнихинцы сообщили Кострову, что это и есть могила поэта). В очерке «Глубинка...» Костров описывает свое знакомство со Смеловым, которое состоялось в 1960-х годах. «Меня перехватил увешанный патронташами человек, - вспоминает писатель, - «А, Костров... - А я вот поэт Смелов, печатался не только в районке, но и в областной прессе, небось слыхал?».

Судьба этого поэта-ветерана трагична: он заснет с папироской в постели, а когда соседи прибегут на пожар и попытаются вытащить односельчанина за ноги из горящей избы, то на поясе у фронтовика начнут рваться патроны...

Плывя по Ловати, я, разумеется, хотел отыскать могилу Смелова. Наконец, на левом берегу нарисовалась какая-то беседка. Внизу, ткнувшись носами в берег, синели две моторки. В центре реки - еще одна моторка, в ней - несколько человек. На вопрос, не Березово ли это, одна из женщин махнула рукой:
- Березово вы уже проехали! Да его и нет: сгорело оно. А это - Блазниха. Только сюда дорога-то проведена, вот мы причал и восстановили.

Я опустил весла. Вот и все... Проехали Березово. Смеловская могила осталась где-то позади. Да и сохранилась ли она, раз все погорело?

- А как же могилы? - вырвалось у меня. - Мы хотели найти могилу Смелова.

- Могила его здесь! - радостно отвечала тетка, - вон на берегу березовая роща, там кладбище. - Метров двести от берега.

А откуда вы о нем знаете?

Узнав, что из книг Кострова, наша новая знакомая засмеялась:

- Да знали мы этого Кострова. Уж и наврал-то он, наврал-то... Писал чего не было...

Мы не стали спорить с ней. Но вот что странно: три года назад на Рдейском озере я наблюдал ту же реакцию у одного местного, уроженца села Высокое. Тот негодовал, что Костров упомянул в одном из очерков, что из деревенских окон доносилась трансляция цветных телевизоров. «Да не было у нас цветных телевизоров!» - возмущался мужик.

Не знаю, право, как объяснять людям, что Костров - всего лишь писатель, прославивший, кстати, их край. ПИСАТЕЛЬ! Не хронист. А они путают его с Лас-Каасом, написавшим «Историю Индий» или с Нестором-летописцем... Не надо ждать от Кострова документалистики. Он и не ставил такую задачу...

Ладно, бог с ними, с цветными телевизорами... Окрыленные, мы поднимаемся на высокий берег. У беседки стоят две машины - действительно дорога! Под навесом два молодых парня попивают пиво или что-то покрепче.

Оглядываемся вокруг в поисках чего-либо напоминающее остатки деревни. Ни-че-го... Ни бревен, ни колодцев, ни какого-либо фундамента, ни заброшенной техники. За обширной поляной стеной встает сумрачный лес... Вот тебе и Блазниха! Но позвольте... Где же дома? Где медпункт, в котором в 1976 году Костров покупал бинты для Казаковской ноги? Где же почта, куда из Ленинграда Горышин перевел загулявшим друзьям деньги? Где магазин? Сельсовет? Неужели все это исчезло? Остались только лес да река, вечно текущая на север...

Налево автомобильная колея уходила по примятой траве в сторону Березова. Было бы заманчиво пройтись по ней. Но на это ушло бы часа три. Тем более там уже ничего нет... Решили ограничиться Блазнихинским кладбищем... Мы долго бродили среди оградок, выискивая могилу Смелова. Самые поздние захоронения датировались 80-ми годами прошлого века. Не пережила Блазниха горбачевскую перестройку...

Но где «обещенная» могила Смелова? Кресты, кресты... Звезды встречаются, но под другими фамилиями.

А вот она!! На чугунном кресте прикреплена овальная фотография молодого человека в военной форме с орденами на груди:

Михаил Петрович Смелов 1919-1967

Странно... Костров описывает, что Смелов был похоронен на окраине родного села в Березове, на бугре. Там стояла пирамида со звездой... А мы нашли его могилу в Блазнихе и под крестом... Очевидно, после того, как Березово сгорело, могилу ветерана перенесли за 7 км в Блазниху. Костров пишет, что блазнихинцы чтили память фронтового поэта «без всяких указаний», потому что «просто был он хороший человек».

Свой очерк «Глубинка» Костров заканчивает так:

«Если же вы когда-нибудь будете проходить этими все более и более отходящими в сторону от больших дорог колеями, то постойте над его (Смелова - А.Е.) могилой. Может, фанерная тумбочка с жестяной звездой еще жива? А если не торопитесь, то почитайте ему же его простые и негромкие стихи, он, наверное, и не знает, что их теперь напечатали уже в сборнике:

«Мы сражались в Восточной Пруссии,

Глубоки были там снега,

Помню дом я под Старой Руссою,

Светлой Ловати берега,

Снегирей на кусту смородинном,

В деревенской моей стороне,

И звала и манила родина,

И тревожила душу мне.

Я опять у себя в Березове...

И в саду от зари до зари

Снова вижу, как с грудкой розовой

На кустах сидят снегири...»

Я коснулся рукой железной ограды и хотел уже прочитать это стихотворение, но тут осознал, что хотя оно и звучит во мне, наизусть его не помню. И я прочитал только первую строчку - «Мы сражались в Восточной Пруссии».

...От кладбища к Ловати шли молча. Я думал, как нам повезло, что мы встретили лодку с местными. Если бы не они, мы так и проплыли ли бы мимо Блазнихи, не нашли бы могилу Смелова. И еще было как-то легко на душе: пусть отчасти, но мы выполнили пожелание Кострова - прочесть над захоронением фронтового поэта его стихи...

«Пишу эти строки, и те дни обступили меня сегодня, как когда-то нас телки», - вспоминал Костров о жизни с Казаковым в Березово. Пережидая затяжные дожди, путешественники ловили рыбу, парились в бане. Казаков рассказывал Кострову и пастуху Мите о своей писательской жизни. «Нетели, уныло покачивая хвостами и создавая вокруг себя все большее количество лепех, глазели на Казакова, - пишет Костров, - а Юра, сидя на высоком крылечке, да еще на табуретке, в валенках и одеяле под плед, рассказывая о жизни в Париже, сидел среди нас как бог на троне».

Здесь же у Казакова сорвалась самая большая щука, которую когда-либо видел Костров. «Какая же это была силища, если жилка к капкану, сплетенная в косичку, то есть имеющая 60-килограммовый запас прочности, была не просто разорвана - растянута до тонюсеньких волосков! А мой любимый капкан из нержавейки исчез навсегда. - сокрушался Костров. - Уже позже я возрадовался, этакая крокодилица просто перекусила бы утлую лодчонку пополам». (М. Костров. 1990).

Затем окрест рухнули телеграфные столбы, и связь с внешним миром прекратилась. Нога у Казакова зажила, и писатели решили снова погрузиться в байдарку и отправиться дальше, вниз по течению. Они быстро долетели до Селеевского леспромхоза, откуда их подхватил «газик». Из Новгорода Юрий Казаков уехал «отдохнувший», «помолодевший»; казалось, на этом его болезнь пройдет...

«Мы ждали от него рассказов о [ловатском] походе, но их в печати не появилось, - пишет Костров... - Появились два новых рассказа - «Во сне ты горько плакала» и «Свечечка». Потом Юрий Павлович Казаков умер».

Гроза

Мы простились с Блазнихой навсегда и снова продолжили свой путь по Ловати, палимые беспощадным солнцем. И снова через каждые час мы приставали к берегу и, раздевшись, прыгали в прохладную воду. Благо, Ловать не успела прогреться как Черное море. Хотя при таких температурах вполне могла бы... К вечеру солнце стало цепляться за верхушки деревьев, и на воду легла полоска тени - плыть стало легче. Затем показался мост... Местные крикнули нам с берега, что это Селеево. Это последний «костровский» пункт на нашем пути. Отсюда писатели уехали навстречу цивилизации. В Селеево мы не стали выходить - магазин уже закрылся. Надо было прогрести еще час-другой и искать место для ночевки.

В 20 ч. мы встали на отличной песчаной полоске, которую до нас облюбовали кабаны - на это указывали их свежие следы на песке. Мы прикинули по времени, что в этот день прошли около 65 км, но потом оказалось, что все же на 7 км меньше. Впрочем, для первого дня пути немало. Если мы будет держать такой темп последующие два дня, то на третий доберемся до Взвада...

В 7 утра нас разбудила кукушка, ухавшая где-то в лесу.

...Снова идем вниз по Ловати. Река заметно обмелела за эти жаркие дни. Иногда под днищем «проходит» зеленая омель. Тогда грести становится тяжело. Байдарка «вязнет» словно муха в клею. Кажется, вот-вот сядем на киль... Но потом поверхность реки чернеет, и байдарки снова выходят на глубину.
Купаемся при первой возможности. Бывает стоишь посредине реки - вода по грудь, а иногда у берега уже с головой... Все-таки загадочная эта Ловать...

Гребу и любуюсь глушью вокруг. В лесу поют невидимые птицы, опять где-то ухает кукушка. Иногда прямо по курсу вспархивает, испуганный нашим появлением журавль.

...На левом берегу замечаем древнее городище, похожее на продолговатую земляную стену, причем довольно высокую. На самом одном из холмов кто-то установил поклонный крест... Уже не следы ли это древнего пути из варяг в реки, который, как известно, шел по из Ильменя по Ловати с незапамятных путем?

Жаль, городище осмотреть не удалось: берега заросли высоченной травой.

Вскоре Ловать преображается: берега начинают подниматься 20-метровым красноватыми стенами, а с них, словно гигантские спички, свисают поваленные ветром сосны... По правому берегу замечаем дом. За ним еще один... Если бы знать, что это за деревня!

- Церковь! - Сергей указывает куда-то наверх

В самом деле, правее сруба в зеленке просматриваются руины крупного храма. Это - первый храм на всем пути от Холма (и даже от Великих Лук), которую мы заметили с воды. Вылезаем!

По деревянным ступенькам поднимаемся наверх. Деревня кажется вымершей. На сарае сушится на ветру шкура какого-то грызуна. Может быть, песца?

Тропою приходим к погосту. Храм любопытный, но датировать его не берусь. В окна лезет крапива, кирпичи обсыпались... Вряд ли храм когда-либо доживает до грядущей реставрации... Уже позже узнаю, что на колокольне при этой церкви находились колокола XVII веков с немецко-латинскими надписями.

Садимся в байдарки. Бросаю взгляд на купол храма... Сверху из беседки за нами наблюдают трое мужиков.

- Как называется деревня? - кричу я им.

- Погостище!

Раскрываю карту. Нахожу Погостище... Вот где мы сейчас: лента Ловати бежит дальше среди урочищ и малых деревень. А что у нас с магазинами? Воды почти нет. Да и провизия на исходе.

Через час гребли встречаем на берегу лодку. К этому времени мы уже осоловели от жары. Воду что ли прокипятить? Но при мысли о гнусе на берег не больно хочется... При виде лодки с людьми я поворачиваю к ним. На берегу - семья. Похоже, они несколько озадачены нашим появлением.

Спрашиваю о ближайших колодцах...

- В нашей деревне колонка будет, в Рахлице, - говорит словоохотливая женщина.
- Воды надо? - мужчина достает бутыль. - Есть куда перелить?

Неужели мы сейчас напьемся?.. Допиваем остатки кваса и переливаем туда драгоценную жидкость. Наши благодетели родом из Старой Руссы. На Ловати у них дача. Магазинов, говорят, по реке скоро не будет. Может, в Дроздино есть. Но скорее всего, он тоже закрылся... Благодарим, расстаемся...
В 15 ч. все же вылезаем на берег, обедаем. Правда, комарье не дает спокойно расслабиться за миской «ролтона»...

...Подходим к высокому берегу, на котором картинно раскинулась деревня. Красота! К этому времени наша бутыль опустела. Надо залить ее снова... Поднимаемся наверх, а там колонка! Набираем полную бутыль ледяной воды, потом поливаем друг другу головы... Уф! Теперь можно жить!

Идем деревней. Хочется немного размять ноги. Из окон на нас с любопытством посматривают бабушки. Видимо, гости тут нечастное явление.

За Дроздино гремит последний ловатский порог. Местная женщина советует нам держаться левого берега.

- Пройдем? - спрашиваю я ее.

- Пройдете! Чего? Вы ж не на моторе... На моторе винты теряют, а вы что?

...Подходим к громыхающему течению, опускаем весла, сбавляем ход. Река сама затягивает нас в стремнину, заворачивает. Мимо меня проносится зеленка берега, камни чернеют и справа и слева... Пена... Шум волн... Я выравниваю байду и несусь по пенистой реке... Доли секунды, и река утихает. Порог остался где-то за спиной. Впереди спокойная часть Ловати. Ну и слава Богу!

В 20.20 встаем на высоком песчаном островке. Купаемся. Сегодня мы прошли тоже около 60 км. Надеемся завтра быть во Взваде. А это - магазины, цивилизация... Но мы же бежали от этой цивилизации. Зачем же мы так ждем встречи с ней?

Вечером солнце теряется где-то в тучах, и комары подозрительно активизируются. Залезаем в палатку, щелкаем молнией, ложимся. Над нами гудит гнус. Кажется все ловатские комары зависли над нашей палаткой.

Тент мы не поставили - сочли, что будет душно. Лежим, болтаем перед сном... Вдруг резко поднимается ветер, и наше убежище начинает плясать... Где-то в отдалении слышится раскат грома. Гроза!

- Тент! Быстро ставим тент!

- А я говорил, что надо было ставить! - справедливо бурчит Серега.

Мы буквально вываливаемся из палатки и сразу ощущаем силу набежавшей бури: тент хлопает у нас в руках. С усилием натягиваем его на палатку... Не так! Вход с другой стороны. Тент снова хлопает над палаткой. Натягиваем веревки. Забиваем колья. Их тут же вырывает. Конец тента бьет меня по лицу...

- Держи тент! - наваливаюсь руками на кол, забиваю его в песок.

Первые капли дождя сыпятся с неба... Надо лезть в убежище, но палатка все равно стоит как-то хлипко - ее подветренный бок выгибается... Чем бы прижать тент? Байдарками!

Спешно хватаем байды, переворачиваем их и поджимаем палатку с обеих сторон: так-то лучше.

Щелчок! Молния открыта и мы, мокрые, залетаем в палатку, переодеваемся в сухое и, лежа в спальниках, слышим, как дождь барабанит по тенту над нами. Надо же, успели! Где-то снова громыхает. Иногда сквозь тент просвечивает вспышка молнии... Немного не по себе: все же мы на островке посреди реки... На всякий случай я отключаю мобильный.

- Отключи и ты!

- А газовые баллоны не взорвутся? - спрашивает Серега.

- Почем я знаю? В землю их, что ли закопать? - я напяливаю на голову вязаную шапку и засыпаю под барабанную дробь дождя ...

Дождь лил всю ночь. Наутро мы встали на час позже. Я высунуло голову из палатки: небо - в серой пелене. Свежий северный ветерок задувает от Ильменской стороны. Похоже, погода «сломалась». Зато хоть жара допекать не будет.

Мы попытались сориентироваться по карте, но это было бесполезно: на Ловати немало подобных островков. Как потом оказалось, до первого крупного поселения - Парфино, оставалось около 35 км.

Пошел четвертый день нашего сплава, начинает моросить мелкий дождь. Напяливаем непромоканцы. Идем вдоль какой-то деревни. Наверху гул: косят траву.

Ловать расширяется. Песчаных берегов, где можно вылезти, все меньше. Впрочем, купаться уже не тянет: заметно похолодало. Верхушки деревьев гуляют. На Ильмене сейчас неслабая волна...

В 11 часов устраиваем перекус на рыбачьей лодке: из-за травы на берег не вылезти... Характерно, что здесь моторы заносят в дом, а в нижнем течении Ловати местные спокойно оставляют на корме cвои «Yamaha» и «Mercury»: знают, никто не снимет - не принято, да и себе дороже...

Около 6 вечера на горизонте вырастают дымящие трубы, похожие на декорации к «Сталкеру». Это - старинный поселок Парфино. Впервые упоминается в Колумбову эпоху - в 1495 году. Правда, тогда поселение именовалось Парфеево. С XX века здесь действует фанерный завод, потом лесопильный.
Плывем предельно осторожно: в реке встречается немало топляков. С воды Парфино очень колоритно. Кажется, время здесь застряло в 20-х годах прошлого века. Здесь запросто можно снимать «12 стульев», причем безо всяких декораций...

На реке стоит мощная землечерпалка. Очевидно, в связи с всеобщим обмелением здесь озадачились углублением фарватера. Отсюда, кстати, пошли буи - Ловать в нижнем течении судоходная.

Парфино мы давно рассматривали, как место, где можно затариться продуктами. Теперь уже ясно, что сегодня мы во Взвад не поспеем: до него еще 30 км гребли... Долго выясняем, где в Парфино магазины. Наконец, нас посылают на другую сторону реки - в район бани, где берег убран густыми камышами. Оттуда, говорят тропой идти метров 200 - там якобы 3 магазина... И действительно, оставив байдарки на камышином болтистом берегу и пройдя указанное расстояние, оказываемся посредине поселка, где красуются аж 3 магазина...

...От Парфино гребем еще часа два и в десятом часу встаем на песчаном берегу напротив небольшого коттеджного поселка. Разжигаем костер - комарье понимает только такой «разговор»...

Взвад

Оставшиеся 20 км до Взвада мы прошли на следующий день. Река постепенно расширялась: где-то справа она приняла Полу. Серая пелена неба висела над низкими болотистыми берегами. Дождь, то моросил, то прекращался.
Вообще ближе к Ильменю Ловать выглядит поскучнее - глазу не за что зацепиться. Да и вылазов почти нет. Редкие песчаные отрезки берега, если таковые и встречаются, то обычно заняты рыбаками: в песок уткнулась моторка и пара рыбаков сидят как в засаде, смотрят на удилища.

...Встречный «ильменский» ветерок снова набирает обороты. Так как леса отступили, ветру здесь раздолье. Река изрыта ветровыми полосами. Ловать чернеет, и наши байдарки начинают покачиваться на длинных волнах... Эх, а мы надеялись сегодня пройти Взвад и выглянуть в озеро! Но, видимо, из этой затеи ничего не выйдет: похоже батюшка-Ильмень осерчал не на шутку...

Наконец, далеко впереди показалась железная «мачта»: впереди Взвад.

О Взваде написано немало, поэтому упомяну только, что это одно из древнейших ильменских сел. Его название идет от слова «возводить», т.е. «вести» против течения, вверх по реке. Через Взвад пролегал знаменитый путь из Варяг в Греки. «И вверх Днепра волок до Ловоти, по Ловоти внити в Илмер озеро Великое», - писал Нестор. А впервые Взвад упоминается в договорной грамоте 1265 года. Тогда новгородцы призвали из Твери великого князя Ярослава Ярославича, брата Александра Невского. Грамота обговаривала места «княжой» охоты: «...А на Озвадо ти, княже, ездити лете звери гонить». Охотой, впрочем, как и рыбной ловлей, во Взваде занимались испокон веков.

Граф П. Шереметев, как истовый охотник, имел во Взваде дом, держал егерей. В 1908 году он написал небольшую заметку об этом селе. Он с восхищением пишет об охотничьих угодьях Взвада: «Лучшая охота на Взваде - весенний пролет гусей. Летом ходят охотиться на бекасов и уток. Бекасов так много, что можно охотиться без собаки».

Существовал во Взваде и свой монастырь, который был известен с XV века. До нашего времени он не сохранился. Шереметев отмечает, что раньше Спасский-Звадский монастырь располагался в верстах трех ниже по Ловати. В начале XX века еще указывали на камни, якобы имеющие отношения к постройкам бывшей обители. При этом рыбаки говорили, что «угодник учуял большую воду и перешел на другое место». Но даже «второй» Взвад», основанный выше по течению Ловати, страдал от наводнений. Особенно сильным было наводнение в марте 1903 года: «Мы живем как среди Ледовитого океана: кругом вода, - сообщал «Вестник Новгородского земства» из Взвада, - И ждем ежечасно, когда нам лед поломает все постройки. 27 марта сломало двухэтажный дом. 28 марта поломало несколько мережных бань. По площади катаются на лодках и челноках. Настоящая Венеция...»

Великая Отечественная война не обошла и это богом забытое село: в 1942 году Взвад был превращен фашистами в укрепленный узел. В каменной церкви гитлеровцы устроили наблюдательный пункт, склад с боеприпасами и вели оттуда прицельный огонь...

Как-то мне встретилась книга фронтового немецкого хирурга Ханса Киллиана, воевавшего в 1942-1943 годах в районе Старой Руссы. Одну из глав бывший офицер вермахта назвал «Случай под Взвадом». Киллиан пишет, что сибиряки (очевидно, речь о батальоне 22-й стрелковой гвардейской дивизии) окружили рыбацкую деревушку Взвад и находящийся там немецкий гарнизон. Осажденные превратили деревню в крепость, которая противостояла натиску «красных». Затем немецкое командование дало добро на попытку прорваться по льду за озеро Ильмень. Часть жителей Взвада, несмотря на ледяную стужу, тоже решила отступать вместе с немцами. «Колонна кралась в абсолютной тишине, - вспоминает немецкий врач, - человек за человеком, сани за санями, между русскими постами. Боевой группе вместе со всеми жителями [Взвада]... удалось добраться до озера Ильмень незамеченными».

Русские довольно поздно заметил, что фашисты покинули Взвад. Они тотчас снарядили сибирский батальон, который на лыжах и в маскхалатах стал преследовать уходящих по льду немцев. Началась перестрелка. В дело пошли не только автоматы, но и гранаты. По свидетельству Киллиана, сибиряки отступили. «Окоченев от холода, в полном изнеможении, люди из гарнизона все-таки добрались до немецкого берега (деревня Буреги - А.Е.). При этом Ханс добавляет, что люди окоченели от холода, а масштабы обморожения привели даже его, фронтового врача в ужас...

Наш поход по Ловати завершается...

Байдарки утыкаются в песок, на котором лежит ряд перевернутых лодок. Справа белеет изящный силуэт рыболовного траулера с гордым названием «Касатка». Впереди тесным рядком стоят деревянные дома. Где-то гудит рефрижератор - рядом с причалом стоит маленький рыбный заводик...

Неужели Мы снова во Взваде? В 2014 году мы дошли сюда на веслах с Новгорода, а теперь вот спустились по Ловати. Если считать, что в прошлом году мы начали свой сплав с Великих Лук, а в этом продолжили путь с Холма, то в общей сложности прошли по реке около 370 км.