ОТ ХОЛМА К ИЛЬМЕНЮ НА БАЙДАРКЕ

Текст: Юрич (Андрей Епатко)

Фото: Сергей Артамонов

Юрич «Автор тонких дымчатых рассказов»

В прошлом году мы с Сергеем Артамоновым прошли на веслах от Великих Лук до Холма 180 км. Вода тот год была необычайно низкая - местные говорят, что такого не было с 70-х годов. Неудивительно, что мы пересчитали лопастями весел и днищами байдарок все пороги, коих было, кажется, было не менее тридцати. Итог похода - три пробоины. Две дыры заклеили по пути, а через последнюю вода лилась в Серегину байду вплоть до самого Холма.

Разумеется, сразу возникла идея в следующем году продолжить наше путешествие по Ловати до приильменского села Взвад. Впрочем, я встретил это предложение без особого энтузиазма: опять подводные камни, перекаты, пробоины и т.д. Но прошлая зима выдалась снежная, что обещало более высокую воду. Мы наметили наше путешествие на июнь 2016 года. Карты указывали, что путь от Холма до Взвада составит 195 км. Мы надеялись пройти это расстояние за 4 дня, - конечно, при условии, что не будет сильных дождей и встречного ветра.

Этот маршрут меня интересовал также и в литературном плане. В 1976 году из Холма по Ловати сплавились на байдарке два писателя - Марк Костров и Юрий Казаков. Первый известен краеведам, как первооткрыватель «Рдейского края» (так, кстати, именуется первая Костровская книга, вышедшая в 1984 году). Но в середине 70-х литературное наследие Кострова было ограничено несколькими статьями в «Ветре странствий», а сам Марк Леонидович работал на новгородском заводе технологом-изобретателем. Казаков же к тому времени был известным советским писателем, избравшим тему Русского Севера, как одну из основных. Словом, в брежневскую эпоху Казаков был довольно известен в литературных кругах. Одно из своих стихотворений Евтушенко посвятил своему приятелю - Ю. Казакову, с которым вместе охотился:

Комаров по лысине размазав,

Оступаясь в топи там и сям.

Автор тонких дымчатых рассказов

Шпарил из двустволки по гусям.

В Новгород к Кострову Казаков приехал «на коне». Друг «Жени» (Евтушенко) и «Андрея» (Вознесенского), недавний лауреат престижной премии Данте, только что «из Парижу», Юрий Павлович, хотел поучаствовать в каком-нибудь не совсем легком провинциальном походе. Костров предложил московскому гостю сплав по Ловати. Об этом путешествии Марк Леонидович впоследствии написал замечательный рассказ «Два похода с Юрием Казаковым». Рассказ вышел через 8 лет после смерти Казакова. Последний умер в 1982 году, а Костров пережил своего друга ровно на 30 лет - ушел совсем недавно...

Вот я и подумал, что было бы занимательно пройтись по тем местам, по которым ровно 40 лет назад, проплыли два писателя. Как выглядят те места, что описал Костров? Остались ли те деревни, где ночевали литераторы? Живы ли те люди, что встречались на пути обоих путешественников? Да, это было ровно 40 лет назад. Я не округляю: Марк Леонидович датирует Ловатский поход 1976-м годом. Годом ранее они с Казаковым побывали в Рдейском монастыре. Таким образом, это был их второй совместный и, увы, последний поход. К тому времени Казаков уже вошел в завершающую часть своей неизлечимой болезни, имя которой алкоголизм, и которая сведет его через 7 лет в могилу (всего-то 55 лет прожил!).

...Пока Костров будет ждать своего спутника в байдарке под холмским мостом, Казаков уже будет тепленький. Тогда новгородец не выдержит, вырвет из рук знаменитого прозаика бутылку и запустит ее в Ловать. Так начался поход двух писателей, одному из которых в Москве недавно открыли памятную доску, а другому обсуждается проект памятника в Новгороде...

Ночь «Алых парусов»

Но вернусь к нашему путешествию... Мы с Сергеем прибыли в Холм в конце июня. Признаться, я никогда не думал, что когда-нибудь поучаствую в празднике «Алые паруса» - возраст, знаете ли... А тут попал: в Холме в магазинах не продавали спиртное. А мы, по заветам Казакова, хотели прикупить литрушку.

- Сегодня алкоголь не продаем! - отрезала продавщица и указала на стену. - Вона приказ висит: «Алые паруса» празднуем. До утра ни гу-гу... Вот - молоко берите, - ухмыльнулась тетя.

Оскорбленные в своих самых лучших чувствах, мы закинули за спины рюкзаки, «впряглись» в тележки с байдарками и потащились к Ловати. Холмский пляж, который открылся перед нами - нечто вроде ЦПКо для Питера. В реке вместе со здоровенной овчаркой плескались два пьяных мужика.

- Это все ее! - сказал один из «аборигенов», вылезая на берег. Он имел ввиду, что собака тут главная. Смотрящая, так сказать, по пляжу... Мы не возражали. Более трезвый мужик подошел к нам, узрел байдарки, пожал нам руку и признался, что завидует нам. Все выглядело так, будто мы только что перешел на веслах Атлантику. А мы еще и гребка по Ловати не сделали. Я молча принял незаслуженную похвалу, думая, лишь о том, как бы пляж поскорее опустел. Но едва мы разбили палатку, как берег огласился дикими криками: выпускной 11-й класс какой-то там холмской школы сбежал, извините за каламбур, с холма, чтобы побарахтаться в реке. Мошка и комары им были нипочем. Впрочем, самих сумасшедших выпускников мы не видели - лежали в палатке: завтра на 6.30 у нас был запланирован подъем. Поорав с час, молодежь ушла. Но часам к трем ночи они вернулись еще более поддавшие... Крики усилились. Некоторые из них были направлены и в нашу сторону. Кто-то грозился разбудить нас и т.д. по списку...

Дальше так лежать было невозможно - все равно не уснуть. Я вылез из палатки. Метрах в пятнадцати от нас горел костер, вокруг которого толпилось наше будущее. Часть пьяных выпускников с визигами прыгали в ночную реку. Странно, что пока еще никто не утоп... Самый трезвый парень подошел нам и скромно представился: Дима.

- Нет, нет, вы нам не мешаете, - заверил я его, отмахиваясь от назойливой мошки, - мы вылезли подышать...

После того, как Дима дал мне отхлебнуть из пластиковой «кегли» пивка, мы разговорились...

- Жить тут гиблое дело, - жаловался Дима на свое холмское существование. - Все уезжают, кто куда. У нас тут нет связи даже с Великими Луками; рейсовый автобус недавно сняли.

С реки продолжали доноситься пьяные крики его уже бывших одноклассников.

- Тут недавно двое подростков утонуло, - спохватился наш новый знакомый, оглядывая ночной плес реки, - одного лишь нашли: к мосту отнесло.

Я спросил Диму о деревнях, которые упоминал Костров в своем очерке: Раково, Осетище, Березово. Дима слышал только об Осетищах, куда они с классом как-то ездили. Дима уверял, что деревни уж нет; один лишь скотный двор остался.

...После молодежи к неугасающему костру спустилась «теплая» компашка, но уже повзрослее. А вскоре после очередных возлияний начались наезды и взаимные обвинения.

- Ты мент! - кричал на кого-то худощавый парень в красной футболке.

- Я - бывший мент! - оправдывался его приятель.

- Почему ты мне не позвонил!

- Я кино смотрел - не слышал.

- Ты ... киноман хренов! Я тебя уложу сейчас! - надрывался «красный». - Я тут всех уложу....

Но друзья «укладываться» не желали. После неудачных попыток унять товарища, кто-то из собутыльников ткнул бузотера в лицо. Парень упал на песок, его быстренько подняли и, взяв под локотки, оттащили к реке - ополоснуть окровавленный нос. Больше мы его не слышали, а праздник продолжался своим чередом. Мы же с Серегой бесцельно бродили по берегу, отгоняя комарье, и ожидая, что скоро празднество «доберется» и до нас. Бродя, по остывающему холмскому песку, мне почему-то вспоминалась песня Семена Слепакова:

А ты мне милая твердишь: «Давай поехали в Париж!»

А я хочу в Гусь Хрустальный: мне давно нужен глаз хрустальный»...

И далее: «Давай проедемся по Россоши - и смерть нам покажется роскошью».

- У вас не розжига? - подвыпившая тетка из компании стояла у нашей палатки.

 Зажигалку?
- Да, нет! Керосин нужен! Керосин!

...Наконец, к нам подошел на удивление совсем трезвый парень - он привез «друзей» на одной из машин.

- Весело тут у вас, - заметил я. - Вы их в руках как-то держите...

- Вас не тронут, - «успокоил» «смотрящий». - Ребята отдыхать приехали. А я вообще не пью: баранку кручу...

В пять часов мы махнули рукой на эту сумасшедшую компашку и полезли в палатку. Пусть в конце концов друг друга укокошат - нам какое дело? У нас 200 км впереди...

Встали, как ни странно, в 7.45. Впрочем, спать дальше было невозможно: солнце било сквозь тент и заливало палатку ярким светом. Гнуса с утра было поменьше. Пока собирали байдарки, какие-то парни прибыли на купание. Благо вели себя потише и нас не доставали....

Узнав, что мы до Взвада, они засомневались, что мы туда доберемся...

- Это далеко... - протянул один из них.

Пороги

Мы гребли под мостом, где 40 лет назад Костров ожидал пьяненького Казакова. Костров пишет, что бутылка, которую он вырвал из рук писателя и бросил в Ловать выловил пастух. Последний тут же воспользовался этим полулитровым даром неба. «Спасибо чудакам за подарок», - радостно горланит пастух, потрясая нашей бутылкой, потом пустую бросает нам вслед» (М. Костров. 1990).

...Холмский мост остался далеко позади. Мы гребли в ожидании порогов. Костров, кстати, тоже плыл по этому маршруту впервые и не знал насколько сложны пороги. На всякий случай он даже попросил Казакова выйти перед порогом Сыпучий Слон... Байдарка же только несколько раз чиркнула по камням. Казаков прошел берегом и очень обиделся на своего спутника. Но далее уже выходить на порогах отказывался...

Впрочем, Костров объяснил в рассказе, что боялся за жизнь писателя: «Юра нам еще очень нужен». И тут же приводил пример, что через год на этих же порогах его приятель - тоже писатель, Глеб Горышин - перевернется вместе с семьей. К счастью, все закончится холодным душем.

...Разумеется, я волнуюсь, где же пороги? У нас все-таки не рафты...

О, рыбак! Я машу рукой, и мужик глушит мотор.

- Пороги? Да вот уже на подходе... У вас жилеты есть? Там волна с метр, - рыбак показывает рукой со своей моторки, - вот какая волна!

Я интересуюсь, как долго тянутся пороги. Ответ «радует» нас еще больше:

- Километров с восемьдесят они идут. Потом - восемьдесят речка спокойная...

Мотор ревет, и лодка устремляется против течения в сторону Холма. А мы застегиваем жилеты - вот-вот пойдут пороги. Я обговариваю с Сергеем, что если перекаты будут серьезные, придется обноситься. Хотя в душе надеемся, что пройдем: Костров же прошел.

- Может он в мае шел, - резонно замечает Сергей, - тогда воды выше была. Да и кто его знает, какая река была 40 лет назад ...

Мерно гребем по Ловати, кругом - лес, ни души. Через 10 км должно быть Раково - первая «костровская» деревня. В ней в 70-е годы жил пчеловод Петр Карпыч, у которого Костров с Казаковым сделали первую остановку. Но Карпыч принял путешественников холодно. «До Юры (Казакова - А.Е.) я возил через эти места других приятелей, и литераторы Карпыча, как говорится заездили, залоснили, - пишет Костров, - а когда писатели стали присылать очерки о нем, Карпыч возгордился, стал говорить с нелепым акцентом, под старину, принимать путешественников чуть ли не с писательским билетом».

Впрочем, бутылочку Карпыч гостям все же поставил. У него на огороде «в картофельных бороздках с шагом в метр «посажены» от милиции изделия своего производства». (Удивительны слова Кострова о милиции: сейчас плывя по Ловати, не то, что милицию, деревень прежних не найдешь...).

Вобщем Карпыч спровадил двух городских гостей. Они же продолжили свой сплав по Ловати - прошли пороги Бабью Голень, Жевлыш, Вертучую Заводь и Метнинскую косу. Впереди их ожидала ночевка в Осетищах.

...Мы же услышали первый порог еще издалека. Нет, он совсем не страшный. Это даже не порог, а небольшой перекат... Ведем байды по стремнине, как нам рекомендовал рыбак: «Вода сама глубокую воду находит. Там где пена - там и стремнина».

Проскочили! Я расстегиваю жилет. Жарко. Сегодня обещают 30 градусов. А у нас квас уже кончается. Кипятить воду будет непросто: кругом слепни, да комарье. Я время от времен «освежаю» себя аэрозолем. Слепни настолько наглые, что их можно запросто брать двумя пальцами... Когда же кто-то из «оводов» садится на нос байдарки - я потчую гостя веслом...

Все чаще приходиться смачивать волосы и кепку - солнце поднимается выше. Плюнув на комарье и слепней, делаем остановки и купаемся. Благо песчаные островки дают такую возможность; из-за высокой траве к берегу не пристать. Ловать принимает все более дикий вид. Над рекой то и дело парят орлы. А вечером мы даже увидим рыжего, будто из сказки, лисенка. Он посмотрит без страха на нас, повернется, вильнет пушистым хвостом, и исчезнет в кустах...

Снова порог. Снова река шумит на камнях. Но где же метровые волны, о которых говорил рыбак?.. Решаем, где проскакивать камни. Слева! Нет справа... Надо быстро усмотреть стремнину и повернуть нос байды в пенящейся поток.

- Иду справа! - Сергей опускает одну лопасть в воду, чтобы немного притормозить ход.

- Я слева! - мне кажется там меньше камней. Но уже через полминуты и слышу глухой скрежет под днищем, потом словно всей кожей ощущаю предательский удар снизу, затем еще один... Черт! Надо было идти за Сергеем! Если пробьюсь - негде заклеивать байдарку: берег зарос высоченными травами... Ощупываю потной ладонью днище на предмет возможной пробоины... Святая Мария! Сухо!

«Поговорить о божественном»

...Слева по борту «выплывают» из леса обширные поляны - явный признак, бывших здесь некогда деревень... Однако никаких строений не видно. Первая из костровских деревень - Раково, где жил пчеловод Карпыч, увы, уже не существует. 3 года назад я шел от Рдейского монастыря в Холм и пытался пройти «костровскими» местами берегом Ловати, но дошел только предполагаемого «раковского» места. На обширном поле, где когда-то теплилась жизнь и, где Карпыч потчевал водочкой Кострова и Казакова, стоит теперь охотничья вышка. Камень же округлой формы, точащий из Ловати и показавшийся мне тогда культовым, теперь осквернен. Кто-то размашисто вывел на его шероховатой поверхности белой краской надпись с пожеланием всем мужикам удачного лова.

Я еще раз оглянулся на сиротливую поляну, где лет 40 назад стояло Раково - вряд ли когда я еще побываю в этих местах, - и мы идем «штурмовать» следующий порог...

Ловать бурлила на камнях. Этот порог выглядел посерьезней, чем предыдущие, но лодки легко «сбегают» по стремнине и мигом выходят из пенящегося участка реки.

...Мы снова греем, изнывая от жары. Запасы кваса иссякали, а ближайший магазин будет только в Селеево. Но туда мы придем лишь на следующий день...

Я внимательно следил за левым берегом. Меня интересовало урочище Осетище, где в бытность Кострова стояла крупная деревня. Именно в Осетищах поход двух писателей пошел наперекосяк. Сначала путешественники остановились у староверов - Марии Ивановны и Василия Михайловича. Старуха выставила гостям спирт и хотела поговорить с московским писателем «о божественном». «Ну что Казакову бутылочка! - восклицает Костров. - А бабка более не ставит, нацелилась на беседу с умным человеком». А тут как на зло в избу зашел односельчанин и «забрал» Казакова к себе.

...Костров проснулся от того, что кто-то тормошил его. «Твой товарищ по улице бегает - уйми его», - шептала старуха. На улице в сером рассвете, посреди грязей стоял Юра в носках и что-то кричал, размахивая руками»... Оставаться у староверов было уже неудобно. Да и хозяева дали понять: дорогие гости, уходите... «Вот и поговорили о божественном», - не без юмора на прощанье произнесла умная старуха». (М. Костров. 1990).

Продолжать путешествие на байдарке тоже было нереально: Казаков вдрызг пьян и вдобавок вывихнул ногу. К счастью, Кострову удалось уговорить одного рыбака довезти их до ближайшего селения - Березова, где они остановились в избе у Глеба Горышина. (ленинградский писатель купил этот дом в начале 70-х годов при посредничестве Кострова за 300 рублей).

... До Березова оставалось еще несколько километров, а я все надеялся напасть на след Осетища. Однако, сколько мы не рассматривали берег, следов каких-либо построек не встречалось.

Неожиданно я узрел на высоком холме крест, затем еще один... Кладбище! Уж не Осетище ли это?

...Путаясь в высокой траве, я с трудом поднялся на холм. По пути приметил медвежью лежанку... По спине пробежал неприятный холодок. Я оглянулся: река синела в семидесяти метрах от меня. Чуть в отдалении стеной стоял угрюмый лес. Случись, выйди ко мне косолапый, - отбиваться нечем окромя фотокамеры. Надо было хоть свисток в поход взять. Говорят, медведи бояться резкого свиста. А еще лучше вооружиться карабином...

На холме в оградках - пять могил, осененных поржавевшими крестами. В глубине души я наделся, что встречу могилу староверки Марии Ивановны, но, увы, - таблички давно отвалились, и кресты теперь стоят «безымянные». Все заросло. Никто не ухаживает за этим заброшенным погостом. Да и не факт, что это Осетище...

Я сделал пару снимков и на этом мой фотоаппарат вырубился. Вероятно, камера перегрелась, лежа в байдарке. На реке + 30, а под тканью пвх и того больше... Вечером таким же образом отключилась и Серегина камера. Правда, вечерком на холодке она заработала, а моя, похоже, скончалась безвозвратно. Я отнесся к этому философски: без потерь не бывает походов. То ложку потеряешь, то ножик, то фотоаппарат...