Яблоновская сельскохозяйственная школа,
основанная в 1908 году генералом
А.Н.Куропаткиным.
Сгорела по вине технички в 1928 году. В 1930 году
переведена в пос. Бологово.
***
**************************
Из воспоминаний А. Н. Куропаткина ...
26 декабря 1877 г. я был ранен из магазинки черкесом на расстоянии не свыше 100 шагов. Выстрел был сделан сверху. Пуля, ударив в край погона, пробила погон, полушубок, втянула остатки одежды в пулевой ход и вышла ниже угла лопатки около позвоночника. Удар от движения пули был так силен, что я свалился с ног. Ощущение было такое, как бы меня проткнули нагретым железным шомполом. После первого жгучего ощущения боль первоначально была терпимая. Все же подняться я мог только с помощью Баранка, который вместе с одним из казаков конвоя вел меня под руки. Из трех конвойных казаков тут же убили одного казака и одного ранили и убили мою лошадь и лошадь одного казака. Лошадей казаки вели в поводу.
Казак вел меня с большими причитаниями, но среди них все напоминал о том, что он Сидорин меня вывел из боя (намек на получение солдатского Георгия). На половине пути между позицией Завадского и площадкой у «Крутого спуска» встретил Панютина и Угличан. До слез тронут сочувствием офицеров и солдат. Делаю передышку. Подходит и Скобелев. Он силился удержать слезы. Ему, как и другим, вероятно, мое положение представлялось безнадежным. Этим я и объясняю общее сочувствие, мне выраженное всеми чинами отряда. Когда я делал передышку на позиции Панютина, то по приказанию Скобелева стреляли залпами на расстоянии 1500 шагов из ружей с прицелами всего на 600. И все же в моем дневнике записано, что залпы производили полезное действие. В дневнике же указано, что Скобелев очень сухо говорил с Панютиным, вероятно недовольный тем, что помощь Завадскому была подана поздно и в мере недостаточной.
Слышу привычный крик: «Носилки». Это уже для меня. Офицеры вызываются нести меня, но я отказываюсь, напоминая им их обязанности оставаться на своем месте с порученными их командованию нижними чинами.
На перевязочном пункте, устроенном на площадке опять встречаю общее сочувствие, которое стыдит, даже Скобелев борется с чувствами искреннего сожаления, теряя помощника, заслужившего его полное доверие. Твердым голосом приказывает графу Келлеру вступить в должность начальника штаба. Я передаю ему свою записную книжку и несколько замечаний. Скобелеву напоминаю его намерение кроме Иметли взять для расширения плацдарма еще деревню к югу от нее. Из всех последних сил стараюсь быть молодцом и не разреветься от горького чувства «выбытия из строя», когда бой только завязывается. Но сил моих начинает не хватать, и от потери крови я почти теряю сознание. Бой ути… на площадку … горную батарею.
Врач казанского полка добрый старик, немец, делает мне очень неискусную перевязку. Чтобы остановить кровь он затыкает входное и выходное отверстие кровоостанавливающий ватою и этим вызывает воспаление заскрепного пулевого пути. Скобелев делает распоряжение, чтобы меня немедленно несли в Топлишь и далее в Габрово. Назначают рабочих, а в провожатые милого поручика Маркова. Тяжелые минуты прощания. Скобелев очень тронут, а Василий Васильевич Верещагин плачет. Офицеры целуются и плачут. Несомненно, для меня, что мою рану считают смертельной и прощаются со мною «навсегда». Для подъема на крутой спуск меня обвязывают под мышки веревкой и тянут…
Группы на ВК
